Как я босса похитила

— Да брось, сколько там алкоголя в бокале пива? Неужели думаешь, что это алкоголь делает из тебя страстную фурию?

— Да. Это все из-за него, точно тебе говорю.

— И откуда такая уверенность? Проверяла?

Оля до боли впилась ногтями в его плечи. Значит, проверяла.

— Ну, я же не с тобой девственность потеряла, — медленно ответила Оля. — Знала, конечно, потому и не пила вообще последние пять лет.

— А что такого случилось пять лет назад, что ты резко завязала с алкоголем? Оля, не прячь глаза. Посмотри на меня.

Она покачала головой, крепко зажмурившись.

— Та-а-ак, — протянул он. — Неужели это было даже хуже того, что ты вытворяла со мной?

Оля быстро кивнула. Глаз все еще не открывала.

— А насколько хуже? — мягким голосом спросил Воронцов, а у самого на душе кошки скреблись.

— Ровно в два раза хуже, — быстро выпалила Оля.

Глава 24. Хьюстон, у нас проблема

Смысл сказанного дошел до Воронцова не сразу, но, судя по тому, как изменилось его лицо, дошло все равно. Ох и ляпнула же!

— Сразу с двумя? — спросил он в тишине едва ли не по слогам.

Оля только кивнула, пряча лицо у него на груди.

— И тебе понравилось?

— Не знаю! Послушай, я тогда слишком много выпила. И половину не помню. А после… После я никогда столько не пила и больше не повторяла ничего такого.

— А почему меня в клубе не остановила, когда я пытался тебя споить? Не ушла, в конце концов?

— А как бы я ушла? — кисло ответила Оля. — Я же тебя похитить задумала. А чтобы увести оттуда, вот и пришлось наобещать… всякого.

— Скажи мне, а ты такой идейной только после алкоголя становишься?

— Исключительно, — твердо согласилась Оля.

Кстати, полумрак, его близость и откровенный разговор кружили голову даже сильнее алкоголя, но Оля все равно считала, что скорей всего это пиво на нее таким волшебным образом влияет.

— А в обычной жизни ты бы согласилась?

— На что? — сделала вид, что не поняла Оля.

— Сама знаешь, — он поцеловал ее в шею, а она, сидя на стиральной машинке, обвила его ногами.

— Ни за что!

— Правда? И когда со мной была, ты не представляла, что ты не только со мной, а с двумя?

— Нет! — выдохнула Оля.

Боже, пусть он остановится. Она уже горит вся.

— Даже когда я касался тебя везде и при этом был в тебе? — хрипло спросил Воронцов. — Ты ни разу не вспоминала ту ночь?

Оля мотнула головой. Во рту окончательно пересохло. Воронцов впился пальцами в ее бедра, вынуждая немного откинуться назад.

— Знаешь что, Оля, — пробормотал он. — Я думаю, ты врешь.

— Нет, это все… странно. Плохо.

— Разве тебе было плохо? — слова обжигали, как капли раскаленного металла.

— Нет.

— Разве тебе не хочется повторить?

— На трезвую голову? Нет!

— Чего ты боишься?

— Боли.

— Разве в тот раз тебе было больно?

Оля нервно хмыкнула.

— Я, знаешь ли, была не в себе, а в обычной жизни у меня высокий болевой порог и…

— Ш-ш-ш, — Воронцов приставил палец к ее губам. — Хватит, я понял. Но я ведь трезвый сейчас, а хочу ровно того же, что было той ночью, и алкоголь тут совершенно не причем. И ты этого хочешь. Вот почему ты на кухне в тот раз была другой… Ты мне доверяешь?

Ответила она, не раздумывая:

— Да.

— Веришь, что если будет больно, я тут же остановлюсь?

— Да.

— Хочешь повторить?

— О боже, да, — выдохнула она ему в губы.

В этот раз все было иначе. Без спешки, сорванной одежды, царапин и синяков на теле. Он медленно раздевал ее, пока набиралась ванна, а после потянул за собой в воду.

Оля плавилась в его руках, превращаясь в податливый воск. Хотелось все сразу, везде и много, но Воронцов только нагнетал, и казалось, все время мира принадлежит ему одному.

В ванне он продолжил целовать каждый сантиметр ее тела, при этом руки тоже не знали покоя. Кожа стала чувствительной, кровь превратилась в жидкое пламя. Все было иначе, и каждое движение губ и рук ощущались куда острее, чем под воздействием притупляющего ощущения алкоголя.

И все же Воронцов мог набрать полную ванну кипятка или холодной воды, Оля все равно не почувствовала бы разницу. Ее тело было настроено только на него одного, и только он имел значение.

На его шее завтра живого места не останется, поэтому вскоре ее зубы впились в его предплечье. Оля пыталась кусать тыльную сторону собственной ладони, но Воронцов отвел ее руки в сторону.

— Хочу слышать, как ты кричишь.

Кричать и слышать собственные крики, которые звенят и отскакивают от кафеля, то еще испытание. Голову никак не получилось отключить, как и целиком расслабиться. Стыдливость, желание спрятать глаза все еще были сильны, как и раньше.

Воронцов удивительным образом улавливал перемену в ее настроении. Когда она снова напрягалась, стал гладить по спине, продолжая целовать до самого настоящего головокружения.

— А теперь дай мне вымыть тебя, — прошептал он, разводя ее ноги.

Она вспыхнул вся: от кончиков волос до кончиков пальцев и, когда получила разрешение кусать его, сколько вздумается, то тут же отвела душу.

Он исследовал ее руками, а Оля не знала, куда деть глаза.

— Так дело не пойдет, — прошептал Воронцов. — Ты как струна, которая вот-вот лопнет.

— Я предупреждала… Прости.

— Тогда поступим иначе. Ты вымой меня.