Как я был антисемитом (СИ)

- Ты понимаешь, что они сделают со мной, когда я появлюсь со второй свинкой? - придя в себя, зашептал я (Лиза притихла на кухне). - Как минимум месяц после этого я не смогу тебя видеть... Как после волнистого попугайчика и черепашки.

- Хочу Сусе мужа, - твердо повторила дочь и, помахав мне на прощанье, убежала в комнату тетки смотреть мультфильм.

***

За несколько дней до дня рождения, точнее, до дня визита по этому поводу, я позвонил Полине и, как ни в чем не бывало, поинтересовался, какой подарок она хотела бы получить.

- Пап, ты что, забыл? - удивленно воскликнула девочка.

В трубке было слышны приглушенные голоса тетки Лизы и ее мужа.

- Что я забыл?

- Ты же дважды спрашивал меня, и я дважды тебе ответила, - проговорила Полина с укором.

Эта маленькая женщина знала, что такое конспирация.

- Сусе мужа? Ну, ладно, готовься тогда к поросячьей свадьбе, - помрачнел я, поняв, что день рождения дочери не станет для меня праздником.

***

Получилось гораздо хуже, чем он ожидал. Получился постыдный межнациональный скандал. Когда ждешь плохого, всегда приходит отвратительное.

Свинка была куплена. Красивая. Черно-белая, большая, с умильной, умной мордочкой. Дешевая, за сто пятьдесят рублей. К чему покупать дорогую, если все равно кому-нибудь отдадут?

Руслик-Суслик (так я его назвал) быстро освоился в моем жилище. Он все время ел и потому на руки шел неохотно. Несколько дней до поездки к дочери я спешил уйти с работы, покупал морковку свежее, яблоки. Старался угодить, чувствуя, что этой живности предстоит перенести в скором времени.

...Света была дома. Зато не было зловредного Макарыча, мужа тетки. Полина (вот женщина!) подбежала ко мне со словами:

- Ну что, что ты мне принес?

Я опешил.

- Как? Ты же сама просила...

- Что я просила? - довольно искренне удивилась дочь.

- Вот это... - растерянно проговорил я, вынимая из коробки брыкавшегося Руслика-Суслика.

Полина завизжала от восторга, кинулась к свинке. Света, став выше, застыла. Тетка посерела лицом, заклокотала:

- Вот сволочь! Посмотри, что он принес! Да он издевается над нами!

- Да, ты издеваешься над нами! - согласилась Света.

Она всегда соглашалась с теткой.

- Мамочка, мамочка, смотри, какой он красивый! - пытаясь разрядить ситуацию, приблизилась к матери Полина. - Возьми его, возьми, он тебе понравиться!

Вера отдернула руку, потянувшуюся к свинке.

- Я унесу его через неделю, - пережив «сволочь», сказал я заранее приготовленную фразу.

Женщина, с которой я бок об бок прожил шесть лет, казалась мне механической.

- Унесешь! - подбоченилась тетка. - Да он за неделю Суську трижды обрюхатит!

Глаза ее озабоченно бегали от моих глаз к глазам племянницы. «Есть еще что-то между ними, есть! Не дай бог, помирятся!»

- Принес подарок за сто рублей... - почувствовав беспокойство тетки, выдала Света.

- Да он нищий! - довольно осклабилась Лиза. - Посмотри, на нем все тобою куплено!

Тетка была права. В бытность супругом Светы (90-стые годы) зарплаты старшего научного сотрудника хватало мне лишь на проездные билеты и покупку основных продуктов питания. Все остальное по своему разумению покупала жена, зарабатывавшая много больше.

- Даже носки и те твои! Два года прошло, а твои! - мстительно блеснули глаза тетки.

Шесть с половиной  лет она терпела меня, своевольного, в доме, шесть лет с половиной  она была вынуждена молчать, но, вот, мои разверстые раны в полном ее распоряжении!

Оскорбленный, я принялся делать дыхательные упражнения, но йоговские штучки не помогли. В относительно приличных выражениях я сообщил Лизе нечто такое, что та, несколько секунд похватав ртом воздух, ретировалась к себе.

Следом побежала Света. Успокаивать - тетка могла отказаться сидеть с Полиной вечерами.

Я подошел к дочери.

- Дай хоть поцелую тебя на прощанье.

Полина, выронив Руслика-Суслика, отшатнулась, споткнулась об самокат, подаренный матерью, и нырнула под стол.

- Ты что!? - вскричал я, пытаясь поднять дочь на ноги.

- Не целуй меня, не целуй! Бабушка вчера сказала, что холостые мужчины все болеют от нехороших женщин. Забирай свою свинку и уходи!

***

На станции я зашел в бар выпить стакан вина. Руслику-Суслику, скребшемуся в коробке, купил чипсов.

Макарыч, крепкий, высокий шестидесятилетний мужчина, нашел нас на платформе, в двух шагах от милицейского пункта.

- Ты что, подлец, моей жене сказал? - схватив за грудки бывшего свояка, закричал он на весь перрон.

Я втянул в себя воздух и понял, что влип: Макарыч, в отличие от меня, был безнадежно трезв. Будь он выпившим (как обычно под вечер), я, конечно, немедленно бы освободился от захвата. А в существующем контексте, понял я, стоит хоть легонько оттолкнуть правозащитника, как тот мешком упадет на асфальт, закричит благим матом, и ночь, а, может быть, и не только ночь, мне придется провести в милицейской клетке. Если бы Макарыч хотел посчитаться за кратковременное (и, в общем-то, извинительное) лишение его жены дара речи по-свойски, он наверняка обошелся бы привычными русскому уху оскорблениями.

Плотнее сжав коробку с Русликом под мышкой, я сделал робкую попытку самоопределиться.