Как я был «южнокорейским шпионом»

В «Лефортово» меня привезли прямо из дома. Рассвет только занимался, когда машина подъехала к массивным воротам тюремного шлюза. После того, как внешние ворота закрылись, открылись внутренние, и «Волга» подрулила к подъезду современного здания, никак не напоминавшего тюрьму, как я ее себе представлял. Это и не была, собственно, тюрьма, а примыкающий к ней корпус, занимаемый Следственным управлением ФСБ. С сотрудником, проводившим обыск, мы поднялись на второй этаж, прошли по пустому коридору и оказались в одном из кабинетов. Первое, что бросилось в глаза, — большой портрет Дзержинского на стене над большим письменным столом, на котором в свою очередь стоял бронзовый бюст «железного Феликса». Тогда я еще не знал, что это атрибутика любого кабинета этого ведомства.

Встретивший меня там грузный человек лет пятидесяти изображал из себя саму любезность, широко улыбался, поздоровался за руку и представился как начальник отдела Следственного управления ФСБ Николай Алексеевич Олешко. То, как он меня встретил, напоминало обстановку, когда приходишь на встречу в другое учреждение с чиновником твоего уровня. При этом он непрерывно жевал жвачку, стараясь, видимо, чтобы следы его ночного времяпровождения не были очевидными для меня. В то время мне было неизвестно, что Олешко — знаменит еще с 70-х годов по работе в Западной группе войск как мастер по фабрикации шпионских дел, что и обеспечило ему продвижение по службе, несмотря на то, что обвиненные им люди через двадцать лет были реабилитированы.[23]

Начатая им беседа тоже напоминала разговор двух чиновников. Мы, мол, работаем в одном направлении, МИД и ФСБ всегда сотрудничали и сотрудничают, и в этом смысле мы являемся коллегами. Нам нужно разобраться в одном вопросе, связанном с южнокорейским посольством в Москве, и мы рассчитываем на ваше содействие и сотрудничество.

Вопросы, которые он начал задавать после такого вступления, вроде бы были элементарными, с очевидными для меня ответами. Кого из сотрудников южнокорейского посольства я знаю и с кем контактирую, встречаюсь ли я с советником Чо Сон У, которого я назвал среди своих контактов, могу ли я узнать его при встрече или по фотографии, не предлагал ли он или кто-то другой мне работать на южнокорейскую или какую-либо другую разведку. На все вопросы, кроме последнего, я ответил положительно.

— А зачем он приходил к вам вчера вечером?

Я рассказал, что Чо Сон У периодически бывает у меня дома, а вчера это было связано с интересом посольства РК к причинам очередного срыва поездки в Сеул О. Н. Сысуева. Сказал, что изложил Чо единственно известную мне официальную версию произошедшего, которую излагал ранее и другому советнику посольства.

— А какой документ вы ему передали?

— Никакой. Я дал ему по его просьбе мой доклад на симпозиуме, о котором он слышал от присутствовавших на нем своих коллег.

— А фотографии?

Я рассказал и о фотографиях.

— А сколько денег он вам дал в этот вечер и сколько давал раньше?

— Нисколько и никогда.

После перипетий бессонной ночи в голове моей царил хаос, я мало что соображал. А слова о сотрудничестве, о коллегах и какие-то казавшиеся мне малозначительными вопросы, выяснить которые меня привезли в Следственное управление ФСБ ночью, обыскав предварительно квартиру и кабинет, добавили еще больше сумятицы в мое сознание. Я даже не понимал, что собеседник записывает наш разговор, набирая текст на стоявшем перед ним компьютере.

Когда он часа через полтора дал мне подписать какие-то бумаги, отметив, что это пустая формальность, я это сделал практически не глядя. Я еще не понимал, что эти бумаги гораздо важнее всего, что я до сих пор подписывал. О каком чтении, о каком понимании написанного могла идти речь в том моем состоянии, тем более, что улыбчивый и доброжелательный «коллега» назвал это «пустой формальностью». Одна из этих бумаг была протоколом моего допроса, другая — постановлением о моем аресте.

Не нужен и адвокат.

— Зачем нам нужен посторонний человек при наших профессиональных дружеских беседах? Мы в состоянии сами решить свои проблемы, — увещевал меня Олешко. — Я тут для проформы в связи с адвокатом в протоколе все сформулировал как надо, но это вас не касается, не обращайте внимания. Если и когда вам адвокат понадобится, то я сам скажу и позабочусь об этом. Здесь у вас врагов нет.

С издевательским пожеланием хорошенько отдохнуть и позавтракать, сказав, что мы еще сегодня встретимся, он вызвал конвой, и меня увели из кабинета в тюрьму, находящуюся в едином комплексе со зданием Следственного управления и соединенную с ним небольшим коридорным переходом.