Как я был «южнокорейским шпионом»

За полгода до того, как его в очередной раз закрыли, он женился, у него родился сын, которого он хотел сделать хоккеистом или ментом, поскольку «и те, и другие имеют много денег». Сам он собирался «остановиться», когда получит не менее трех миллионов долларов — столько, по его расчетам, ему нужно было до конца жизни, чтобы на все хватило, включая регулярное потребление «винта», который «вовсе и не наркотик, а стимулятор активности». Если немного урезать свои потребности, рассуждал он, то хватит и двух миллионов. У него был план, как «получить» эти деньги.

— А работать ты что, никогда не собираешься? — спрашиваю я.

— Ну, если б мне платили тысячи полторы-две «зелени» в месяц, я бы, наверное, пошел. Вот жена моя работает после училища поваром в заводской столовой, а получает копейки.

— А что ты умеешь?

— Ну, например, умею делать мышеловки. Мы их делали на зоне в Коми последний раз. И вообще, еще в лагере на малолетке я окончил одиннадцать классов и даже собирался после освобождения поступать в институт, да потом раздумал.

Миша считал себя вполне образованным человеком. Когда мы играли в «балду» он с большим недоверием относился к используемым мною незнакомым ему словам и правописанию. Однажды я написал безобидное слово «пальто», и тут он взорвался:

— Ну тут-то ты меня не обманешь. Я точно знаю, что это слово пишется через «о». Оно проверяется словом «польта».

Миша регулярно встречался с женой и сыном. Свидания длились по нескольку часов, причем не через стекло и по телефону, а в отдельной комнате. Потом он рассказывал мне, как играл с ребенком. И в соответствии с законом, и в соответствии с практикой такие свидания предоставляют только осужденным, но никак не подследственным или подсудимым. Собственно мой сосед и отбывал наказание, зарабатывая себе «скощуху» соглядатайством.

Сидел я в камере и с ментом, капитаном-оперативником уголовного розыска. Из его откровений я узнал, что его коллеги начинают рабочий день со стакана водки, что на обыск и задержание не ходят без патронов или пакетика наркотиков и что уложить на рабочий стол и «уть» допрашиваемую женщину в обмен на поблажку или обещание отпустить — само собой разумеющееся дело. Его хобби было коллекционирование фотоаппаратуры и видеозаписей, для просмотра которых у него был домашний кинотеатр последнего поколения. Это было еще задолго до шумной кампании по разоблачению «оборотней в погонах».

Приятные воспоминания у меня остались от общения с Андреем из Волгограда, с которым я соседствовал в последние недели своего пребывания в «Лефортово», когда уже не представлял для ФСБ никакого оперативного интереса. Экономист по образованию, мастер спорта по шахматам, он не скрывал, что просчитался в разработанной им схеме ухода от платежей в каком-то коммерческом предприятии и был обвинен в мошенничестве.

— Знаете, Валентин Иванович, — единственный из сокамерников он называл меня на «вы» и по отчеству, — все-таки экономический факультет сельскохозяйственного института в Волгограде — это не МГИМО, не хватило образования. Все продумал, все рассчитал. Думал, нашел в законе дырку, а оказалось — ошибся.

Мы много говорили об экономике. Если мои профессиональные знания ограниченны в основном международными вопросами и теорией, то Андрей и по образованию, и по опыту предпринимательской деятельности знал наши внутренние проблемы. По его словам, иностранные бизнесмены у нас практически работать не могут, так как писанные правила в России, сами по себе весьма запутанные и сложные, ничего не имеют общего с правилами неписаными, с практикой, которая строится на системе личных связей и бесконечных «откатов». Бизнесменам обязательно нужен поводырь из числа россиян, знакомый с методами ведения дел и имеющий связи. Но в этом в то же время заключается и ловушка для иностранца, поскольку поводырь этот скорее всего будет работать на себя, а отнюдь не в интересах бизнесмена.

Андрей получил семь лет, но не отчаивался и был полон оптимизма, не желая тратить время попусту. Он предложил давать мне уроки игры в шахматы в обмен на уроки английского языка, который пытался учить самостоятельно. Я не чувствовал в себе преподавательских способностей, но согласился помочь. Мы с ним занимались два раза в день по полтора часа минимум, хотя он был готов и дольше.

— Мы скоро расстанемся, а мне надо получить от вас как можно больше, — говорил он.

Не раз в заключении я слышал о желании учить английский язык с моей помощью, что, впрочем, желанием так и оставалось. Андрей — единственный, кто его осуществлял.

Через своих сокамерников я получил опыт общения с неведомым мне ранее срезом нашего общества, который, по официальным данным, составляет 30 % мужского населения страны. Именно столько людей прошло у нас тюрьмы и суды. Я узнал нечто новое, неведомое мне доселе. Другое дело, нужны ли этот опыт и это новое? Без них я бы вполне мог обойтись, хотя, в утешение себе, знаю, что любой опыт, любые знания — во благо.

Администрация