Как я был «южнокорейским шпионом»

Смысл всех протокольных дипломатических мероприятий и заключается в том, чтобы люди больше общались, лучше узнавали друг друга, завязывали более тесные отношения. Это — азбука дипломатии. В противном случае в ней просто нет необходимости, поскольку иностранные газеты можно читать и в собственной стране на компьютере, посредством него же обмениваться меморандумами и доводить до сведения партнеров официальную позицию по тем или иным вопросам. В характеристике любого дипломата отмечается его умение устанавливать и поддерживать контакты со своими иностранными партнерами.

В советские времена, когда все и вся пытались охватить соцсоревнованием, дипломаты одно время соревновались между собой в количестве бесед с представителями дипкорпуса, с гражданами страны пребывания. Даже тогда при всех ограничениях и согласованиях общение дипломата с иностранцами считалось нормой и поощрялось. Потом, правда, такое «соревнование» отменили, так как нашлись удальцы, которые в записи бесед переписывали газетные статьи, а газетная информация в таких документах мало кого интересует.

Таким образом, я виноват в первую очередь в том, что работал и старался выполнять свои обязанности как можно лучше.

На одной из пресс-конференций с участием других «шпионов» — Григория Пасько, Валентина Данилова и Анатолия Бабкина — меня спросили, что общего в наших «делах», и я вспомнил и рассказал одну историю, вызвавшую оживление и смех в зале.

В 1993 году, когда Россия сливала жидкие радиоактивные отходы в Японское море, я работал в посольстве в Сеуле. Григорий Михайлович критически писал об этом в газетах, снимал фильм — в общем, боролся. Действия России по отравлению Японского моря, которое, кстати, корейцы по обе стороны 38-й параллели называют Корейским, вызвали бурные протесты в Сеуле, демонстрацию и пикет перед нашим посольством с закидыванием его яйцами.

Мне как экономическому советнику было поручено встретиться и поговорить с пикетчиками, убедить их на основании полученных из Москвы материалов, что, мол, все продумано, учтены существующие в море течения, концентрация ЖРО минимальная и причин для беспокойства нет.

Иначе говоря, выполняя свои служебные обязанности, мы с Пасько занимались одной и той же проблемой. С разных сторон, но с одинаковым результатом. Разница у нас в полгода: ему дали четыре года, мне — четыре с половиной. Если бы мы оба больше дремали на работе, ничего бы подобного не случилось ни с ним, ни со мной.

Правда, насколько известно, в последнее время МИД перестроил свою работу, и данная мною характеристика дипломатической работы не вполне соответствует нынешней ситуации. По мнению известного российского правозащитника, председателя правления фонда «Гласность» Сергея Ивановича Григорьянца, «дело Моисеева» привело к параличу МИДа. Об этом он рассказал на Первом Всероссийском съезде в защиту прав человека, прошедшем в Москве в январе 2001 года. В министерстве установили «телефон доверия», по которому каждый сотрудник может сообщить, чем подозрительным занимается его сослуживец в соседней комнате. В соответствии с приказом, теперь российские дипломаты и в Москве, и за рубежом имеют право вести какие бы то ни было переговоры с иностранными коллегами только вдвоем.

«Вы представляете себе, — комментирует Григорьянц — не дипломат, а просто здравомыслящий человек, — мидовские нововведения? Дипломаты являются на переговоры вдвоем! Это же делает бессмысленной любую дипломатическую работу. Как в таких условиях можно устанавливать какие-то доверительные отношения? Этим перечеркивается вся работа МИДа. Но ради того, чтобы запугать сотрудников, они вполне спокойно идут на это.

Этот новый порядок МИДа я уже проверил на своем опыте, — продолжает правозащитник. — Готовя конференцию неправительственных организаций в Брюсселе, я пригласил российского дипломата. Они приехали вдвоем! Это вызвало возмущение у представителей ОБСЕ и Совета Европы — этих двоих почти выгнали. Ведь второго человека не приглашали. Такова наша теперешняя ситуация — это действительно очень резкий перелом в положении в стране».[57]

Григорьянц считает, что «сверхзадача», поставленная ФСБ в связи с фабрикацией против меня дела, заключается в том, чтобы «полностью контролировать Министерство иностранных дел, а на самом деле и всю внешнюю политику России, так же, как уже контролируется спецслужбами армия, Министерство внутренних дел, средства массовой информации и положение общественных организаций… Вполне очевидно, что для ФСБ контроль над МИДом важнее работы МИДа». По его сведениям, «у ФСБ в МИДе было пять кандидатов на подобный процесс, и на Валентина Моисеева выбор пал случайно».[58]

Похоже, именно такой новый порядок работы МИДа и способ его введения имел в виду мой знакомый, долгие годы работающий под мидовской крышей, когда говорил моей жене в связи с предъявленными мне обвинениями:

— Ведь надо же было когда-то наводить в МИДе порядок! А то совсем распустились, делают, что хотят!