Как я был «южнокорейским шпионом»

К сожалению, ни я, ни мои адвокаты и родственники не видели сюжета, о котором говорил генерал, по телевидению. Он благоразумно не назвал ни канал, ни программу, дабы не засветить своих телевизионных подельников, — и эта пленка никак не фигурировала ни в ходе следствия, ни в ходе суда. Поэтому я не могу оценить качество инсценировки, сделанной специалистами ФСБ. Но с его слов ясно, что она была срежиссирована и подготовлена, дабы доказать «задержание с поличным». Однако в последний момент по какой-то причине сценарий был изменен, и инсценировка оказалась не востребованной. То ли качество постановки оказалось «как всегда», то ли решили не рисковать, найдя другой путь.

Позже, уже в 2003 году, я обратился в ЦОС ФСБ с просьбой предоставить мне копию видеопленки, о которой живописал Зданович, и получил вполне ожидаемый ответ, что ЦОС этой пленкой не располагает. Кто ж будет хранить улики против себя?!

Я уже упоминал, что, как ни парадоксально, но и южнокорейцев официально пытались через МИД убедить, что их дипломат был задержан с поличным. Делая представление послу РК в Москве г-же Ли Ин Хо в связи с высылкой из Сеула нашего дипломата, советника посольства Олега Абрамкина, заместитель министра иностранных дел Григорий Карасин назвал реакцию Сеула неадекватной, поскольку «высланный из Москвы Чо Со У был пойман с поличным при проведении шпионской операции».[80] МИД, естественно, пользовался той информацией, которую получал от ФСБ, и выглядел, мягко говоря, не очень ловко.

Чтобы ни у кого из сотрудников МИДа не возникло сомнения в истинности информации ФСБ и отбить у них малейшую охоту встать на мою защиту, в Первом департаменте Азии сразу же после моего ареста ФСБ провела собрание, на котором всем было сказано, что я признался в шпионаже и доказательств этому более чем достаточно. «Мы были потрясены, — рассказывал директор департамента Леонид Моисеев, — связать шпионаж с его личностью было просто невозможно».[81]

На этом же собрании было заявлено, что у ФСБ имеются сведения еще примерно о 30 других сотрудниках, которые у южнокорейцев якобы числятся кандидатами на вербовку. Это уже было предупреждение: в «Лефортово» может оказаться любой.

Такое предупреждение подкреплялось и конкретными действиями. Уже после моего освобождения один мидовец рассказывал, что как только он мне написал в тюрьму письмо, так сразу же почувствовал нескрываемое внимание к себе со стороны ФСБ.

Содержание того, что хотели донести и донесли до сведения сотрудников департамента на этом собрании, изложено Игорем Коротченко в «Независимой газете». Ссылаясь для видимости на южнокорейцев как на источник информации, на самом деле он излагает материал, от которого за версту пахнет разработкой российских спецслужб, их предупреждением в адрес дипломатов-кореистов. Ни один «хорошо информированный южнокорейский источник» не расскажет ему этого для печати. Кстати, пересказывая содержание беседы бывшего директора ФСБ Н. Ковалева с представителем южнокорейского посольства Ли Сан Гу, Коротченко тоже ссылается на «хорошо информированный источник».

«Помимо арестованного органами ФСБ заместителя директора Первого департамента Азии МИД РФ Валентина Моисеева, — пишет Коротченко, — регулярные денежные вознаграждения получал от АПНБ еще ряд российских дипломатов. Среди них — чиновники центрального аппарата МИДа, а также сотрудники посольства РФ в Сеуле. Данные выплаты легендировались. Например, как оплата консультационных и экспертных услуг, гонорар за чтение лекций, подготовка докладов для различного рода семинаров и т. д. Известны случаи, когда за предоставление «информационных услуг» выплата производилась дорогостоящей теле- и видеотехникой производства фирм LG и „Самсунг“, причем иногда — даже оптовыми партиями.

В качестве оплаты дети некоторых наших дипломатов отправлялись на учебу в Южную Корею или же открывали на весьма льготных условиях рестораны корейской кухни в Москве… Основной задачей московской резидентуры АПНБ было не создание базы для вербовочных мероприятий, а приобретение ценных агентов влияния в средних и высших эшелонах Министерства иностранных дел России.

Что же касается сотрудников Посольства РФ в Сеуле, то благодаря протекции АПНБ некоторые из них, например, приобрели дорогостоящие иномарки со скидкой от 50 до 70 % от реальной цены. Между тем в структуре внешнеполитического ведомства Южной Кореи функционирует специальное подразделение, которое аккумулирует все просьбы или обращения «купить подешевле», поступающие от российского дипломатического персонала в адрес контактирующих с ним сотрудников Министерства иностранных дел и внешней торговли РК. Затем информация передается в АПНБ, которое решает «вопрос» (в большинстве случаев положительно) с конкретными южнокорейскими фирмами. Естественно, все документируется. Таким образом создается классическая вербовочная ситуация».[82]