Как я был старшиной коллегии присяжных заседателей

Председательствуйщий тихо и медленно мрачно ох%евает от такой наглости, в конце концов, встрепенувшись, объясняет, что мы, присяжные заседатели просто являемся дилетантами в судебной терминологии и ни фига не понимаем, что раз не был доказан факт ссоры, считается, что ссоры и не было (а это делает убийство немотивированным и отсекает, как я понимаю, любую возможность применения ст.107 (до 3 лет), в действие вступает ст.105 (от 8 до 12 лет)). На хрена тогда было задавать вопрос о доказанности отсутствия ссоры — Председательствующий не уточнил.

Резюме

Приготовьтесь к тому, что вопросы, которые составит суд, на слух просто невозможно понять. Сложноподчинённые, огромной длины предложения собьют Вас с толку — просто попросите у Старшины вопросный лист и сами всё прочтите.

Если же Вы и есть Старшина — будьте терпеливы и дождитесь пока каждый присяжный заседатель прочтёт все вопросы — так Вы избавитесь от кучи споров, связанных с неверным истолкованием вопросов.

Меня терзают смутные сомненья

Самый тяжёлый момент: коллегия Присяжных Заседателей удаляется на совещание и вынесение ответов на вопросы, составленные Председательствующим, Прокурором и Адвокатом.

На каждый вопрос необходимо дать ответ принятый коллегией единогласно. Если единодушия достигнуть не удаётся, вопрос решается открытым голосованием не ранее чем через три часа от начала обсуждения, т.е. если возникли какие-то разногласия, присяжные варятся в собственном соку три часа и только потом голосуют.

Кстати, только в этот момент вспоминают о запасных заседателях — их просто не пускают в комнату, где происходит совещание коллегии.

На этом этапе моя спокойная и созерцательная жизнь Старшины превратилась в ад. Вы когда-нибудь находились рядом с женщиной, которая пытается думать? А со мной в одной комнате находилось десять женщин — скрип стоял неимоверный.

Возможно мои слова покажутся Вам грубыми, но если Вы до сих пор верите, что женщина может мыслить — не отказывайтесь от случая побыть присяжным заседателем.

Узнаете много интересного для себя.

Похоже, как только у женщины появляется ребёнок, она просто становится анатомическим придатком своего орущего чада, и, нетрудно догадаться, что через пять лет сюсюкания, детских игр, и чтения таких высокоинтеллектуальных книжек как «Курочка Ряба» и «Колобок» от первоначальной личности ничего не остаётся — остаётся только самка, которая порвёт всякого, кто хоть как-то угрожает её ребёнку.

Более того, так как эта самка не очень уверена за поступки своего ребёнка, она закрывает глаза и на проступки чужих детей. На процессе рассматривалось дело двух 18-летних пацанов, которые пришли в дом к одинокому старику, от делать нех%й избили его, потом подубасили его кочергой (более 40 ударов) и, в заключение, потыыкали в него ножичком (более 10 ударов). И вот после того, как три дня нам зачитывали [кровавые] подробности этого дела, мамаши начинают рассуждать: “так они же маленькие! что в деревне-то делать? водки попили да подрались — с кем не бывает? они совсем и не виноваты, что так получилось”. Чувствуете куда всё клонится?

Мамаши ставили своих детей на место подсудимых и начинали их жалеть.

Мои слова: «Опомнитесь! Что за чушь вы несёте? Почему ваше чувство материнства столь однобоко? Ведь это ваши дети могли оказаться на месте старика!» заставил просто-напросто окаменеть эту свору квохчущих наседок — такое кровожадное и крамольное предположение им и в голову не приходило. Заткнулись, помолчали — и через три минуты поднялся гам тех же “рассуждений”...

Вы всё ещё думаете, что я слишком жесток по отношению к этим женщинам? Продолжим...

Как назвать человека, который не может отличить ухо от... ну, скажем, пупка?

Женщина рассуждает вслух: “Так, вина его доказана, но давайте дадим ему особое снисхождение — пусть три годика отсидит и всё, а то вдруг он не виноват?”

Я: «Что Вы несёте? Если Вы считаете, что он не виновен, как Вы могли отвечать, что его вина доказана?»

Женщина: “Ну да, доказана, а вдруг на самом деле он не виноват?”

Дебилки конченые.

Продолжаем вскрытие больного:

Сидит одна женщина, рассуждает вслух: “Я не знаю, я не уверена в том, что он виноват.”