Как я была Пинкертоном. Театральный детектив

Гваделупов, уже уловив какое-то смущение вокруг, попытался вопросительно просигнализировать мне: мол, что случилось? Я, не зная, как дать ему понять, отрицательно покачала головой. Это перемигивание заметил Проницалов и воззрился теперь на меня:

– В чем дело?

Гваделупов решил принять огонь на себя и возопил уже в полный голос:

– Конечно, видел! Только что, вот буквально минуту назад. – И уточнил, честно глядя в глаза обернувшемуся к нему Проницалову: – Ручку целовал лично.

– Какую ручку целовали?!

– Пожимал. Павлиновой ручку пожимал. Как товарищу по сцене.

Подкатилов, не выдержав, упал в кресло, за ним рассмеялись еще несколько человек, а совсем сбитый с толку Проницалов повернулся ко мне. Пришлось объяснять:

– Товарищ Гваделупов имел в виду очень похожую на Любовь Петровну нашу костюмершу Елизавету Ермолову. Вот она, убедитесь сами.

Вероятно, Проницалов на концерте не был и, как выглядит Павлинова, не знал, облик Лизы ему никого не напомнил. Но по тому, как вокруг закивали, он понял, что я не обманываю, тем более Гваделупов, до которого наконец дошло, что игра закончилась и пора говорить правду, снова подал голос:

– Конечно, я говорил о Лизе! Она же двойник Павлиновой, разве вы не видите? Мать родная спутала бы. Она их и путала. – Встретившись с недоуменным взглядом Проницалова, быстро уточнил: – В детстве. На фотографиях.

О детстве и фотографиях Проницалов поинтересоваться не успел, Гваделупов махнул рукой: «А!.. Разбирайтесь тут сами!» – и удалился уже без пения.

Никто ничего сказать толком не мог, мы все были уверены, что Любовь Петровна закапризничала и осталась в Тарасюках, а потому не задумывались, что не так. Было решено до утра разойтись и все, что вспомним, подробно записать, а записки передать товарищу Проницалову.

Подкатилов поморщился:

– Терпеть не могу эпистолярный жанр.

Я поддержала:

– Действительно, не проще ли рассказать, если что-то вспомним?

Проницалов согласился выслушать наши откровения утром. Но утром мы прибывали в Малозаседателево, теперь Суетилова и Тютелькина волновал вопрос о замене Павлиновой Лизой куда сильней, чем даже вчера.

Актеры вернулись в каюты, а начальство осталось с милиционером обсуждать создавшуюся ситуацию. Перед уходом я тихонько поинтересовалась у Тютелькина:

– Где Вы его взяли?

Тот махнул рукой:

– В Тарасюках других не было. Он всего третий день как при должности. Старший у тещи в деревне, вернется только через два дня. А этот сам напросился. Как увидел, что я кого-то разыскиваю, поднял на ноги весь городишко. Но никто Любовь Петровну не видел. Ее правда нет в Тарасюках, мы даже в колодцы заглянули.

– О господи!

Тютелькин вздохнул:

– Вот именно…

Не мог же человек, да еще такой, как наша Любовь Петровна, которая себя в обиду не давала никогда, просто взять и испариться на солнышке? И стечь лужей, как снежная баба тоже не могла.

До следующей остановки милиционер Проницалов успел поговорить с директором и режиссером, отказавшись брать на себя ответственность за замену Павлиновой ее костюмершей Лизой, но и не запрещая этого, а также опросил большую часть артистов. Не узнав, впрочем, ничего нового.

Главный вопрос – куда пропала Любовь Петровна – остался без ответа.

Все почему-то были убеждены, что Павлинова садилась на пароход, но никто не видел, как и когда. Заявления разнились от «кажется, да» до «кажется, нет».

Я прекрасно понимала, что бравый милиционер не потерпит вмешательства в расследование, потому задала риторический вопрос, не обращаясь ни к кому:

– А ее вещи целы?

Проницалов в сопровождении Суетилова помчался в каюту Любови Петровны. Тютелькин поинтересовался у меня:

– Есть какие-то сомнения?

– Мы побывали в ее каюте, когда услышали пение Лизы. Знаете, там нет портрета Вадима Сергеевича. Это странно.

Следом за милиционером и директором побежал режиссер, а за ним я.

Я права, миниатюры действительно не было, это необычно. Но не было и знаменитого кожаного парижского чемодана Любови Петровны. Тютелькин, не задумываясь, ахнул:

– Ее убили из-за этого кожаного чемодана!

Я вспомнила стоимость нарядов и украшений Павлиновой, которые могли находиться внутри – это в десятки, если не сотни раз дороже самой крокодиловой кожи с медными накладками, – и согласилась:

– Да, а труп закопали.

– Где?! – ахнул начинающий сыщик из Тарасюков.

Мне очень хотелось сказать, что в угольном трюме парохода, но я испугалась, что рьяный следователь вынудит команду кочегаров вручную перебрать весь уголь, потому пришлось ограничиться кратким:

– Слева по борту.

– Но там вода!

– Молодой человек, простите, товарищ милиционЭр, вода, как известно из детективов, лучшее место для того, чтобы спрятать туда концы. Вот у Агаты Кристи… Вы помните Агату Кристи? – Я вознамерилась прочитать ему лекцию об английской литературе преимущественно детективной, но вдруг решила ограничить свое выступление простым напоминанием, что портрета не было утром, следовательно, он мог пропасть только ночью.

– Я понимаю, бриллианты Любови Петровны, но кому нужен портрет Вадима Сергеевича? Думаю, загадка в этом. – Тогда я еще была способна смеяться.