Как я была принцессой

Я пересказала эту историю Бахрину, а он, к моему изумлению и возмущению, заявил, что Фиона сама это заслужила, раз отправилась на пляж одна. Я возразила, что она была с маленьким ребенком и что, по моему мнению, ей следовало пожаловаться в полицию. В ответ на это Бахрин разразился гневной тирадой о том, что только шлюхи таскаются по пляжам, а порядочные женщины сидят дома и скрывают свое тело под скромной одеждой. Мне следовало бы знать, что заговаривать с мужем на эту тему бесполезно: в конце концов он и мне запретил купаться в море. Напрасно я умоляла его разрешить мне заходить в воду хотя бы в длинном кафтане, надетом поверх купальника. Бахрин считал, что даже эта одежда становится неприличной, когда намокает. Как же быстро он забыл о той чудесной неделе в Куантане, когда на пляже я позировала ему в одном купальнике и с развевающимися на ветру волосами. А теперь я жила всего в сорока метрах от лазурного Южно-Китайского моря и не смела даже окунуться в него.

Наконец, почувствовав, что не в силах больше терпеть эту боль, я попросила у сестры их хваленого веселящего газа, и уже после первого вдоха мне стало легче, а все происходящее в родильной палате начало казаться очень забавным. Видимо, газ вполне заслуживал свое название.

Однако чувство юмора у меня значительно поубавилось, когда началась вторая стадия родов, так называемое «выталкивание» ребенка. В родильной палате поднялась такая суматоха, словно сработала пожарная сигнализация. К столу с грохотом подкатили тележки с инструментами, врачи с характерным щелчком натянули резиновые перчатки, а смотровой стол, служивший мне ложем последние тридцать два часа, был быстро превращен в устройство, больше всего напоминающее аппарат, на котором готовят курицу-гриль. Меня бесцеремонно опрокинули на спину, и две сестры, не обращая внимания на мои громкие протесты, проворно закрепили мои ноги в каких-то петлях. Я попыталась вырваться, но скоро обнаружила, что не могу дышать, тужиться и в то же время отстаивать свою свободу и достоинство.

А потом такие слова, как «свобода», «достоинство», «рассудок» или «скромность», потеряли всякий смысл. Остался один инстинкт, и именно он, а не врачи, помог моему сыну появиться на свет. Я родила ребенка, и это был самый разумный, логичный и чистый поступок в моей жизни.

Он заплакал, когда врач хлопнул его по спине, но сразу замолчал, как только его положили в мои руки. И, только поглядев в его крошечное, растерянное личико, я впервые в жизни узнала, что такое настоящая, слепая, всепоглощающая любовь.

29

Иногда, в те дни, когда меня одолевают особенно тяжелые мысли, я начинаю сомневаться даже в том, правильно ли повела себя после рождения Аддина. Но ведь, подавив собственные чувства и материнский инстинкт, я не только обманула бы саму себя, но и лишила бы своего сына причитающейся ему доли любви. А тогда я решила, что, оставаясь послушной и смиренной внешне, я стану своему сыну настоящей матерью в том смысле, какой я сама вкладываю в это слово.

Итак, 15 февраля 1983 года на свет появился раджа Мухаммед Бахаруддин Исмаил-шах бин Раджа Камарул Бахрин-шах. Глядя на маленький сверток в своих руках, я не могла понять, как можно назвать это беспомощное существо таким напыщенным и громоздким именем. Мне самой с первого взгляда стало ясно, что я буду звать его Аддин – уменьшительное от Бахаруддин, и, к счастью, семья не стала возражать.

«Раджа» и «шах» был полученными по наследству титулами. На имени Мухаммед настояла Мак, чтобы обеспечить внуку пропуск в рай. Бахаруддином и Исмаилом мой малыш был назван в честь его прадеда, покойного султана, а имя отца Раджа Камарул Бахрин-шах по традиции становилось своего рода фамилией для сына. И весь этот длинный список предназначался для крохи, весящей чуть больше трех килограммов.