Читаем Как я была принцессой полностью

Однако, даже когда Бахрин был «доволен», он ни на минуту не ослаблял контроля надо мной и моей жизнью. Напротив, в такие периоды он еще острее чувствовал, что я принадлежу ему со всеми потрохами. Даже такие простые вещи, как собственный банковский счет, были для меня совершенно недосягаемы. По словам Бахрина, об этом не могло быть и речи, поскольку я сама ничего не зарабатывала. Он был единовластным хозяином в доме, а мне, по его мнению, нельзя было доверить даже чековую книжку для домашних расходов: право выписывать чеки принадлежало только мужу. Он ежемесячно выдавал мне небольшую сумму наличными, из которой я платила жалованье прислуге и закупала продукты. На любые дополнительные расходы деньги приходилось долго и унизительно выпрашивать. Когда наш бак для питьевой воды совершенно заржавел и пришел в негодность и нам пришлось устанавливать новый, Бахрин несколько дней бушевал и кричал, что это моя вина. Я якобы специально изобрела предлог для покупки нового бака, потому что ленивая австралийка и жить не могу без новых вещей.

Когда бак все-таки установили и присоединили к нему трубы, Бахрин вдруг отказался платить и, чтобы прекратить споры, быстро собрался и уехал из Тренгану «по делам». Мы с Мак не знали, что делать, – нам обеим было известно, что, если Бахрин принял решение, ничто не заставит его передумать. Мак поворчала, что ее сын всегда, даже в детстве, был кедукут, то есть жадным, и мы принялись размышлять, где же нам добыть семьсот ринггитов. Все подаренные мне на свадьбу деньги из хантар-беланджара были давно уже истрачены на новую электрическую плиту, холодильник и мебель. Единственное, что мне оставалось, – это продать что-нибудь из моих украшений. Мак обо всем договорилась и подыскала посредника, чтобы не раскрывать подлинное имя владельца. Впоследствии мне неоднократно приходилось прибегать к этой мере, когда Бахрина одолевал очередной приступ скупости и он, обвиняя меня в неумеренном транжирстве, отказывался выдавать мне деньги на хозяйство или оплачивать счета за электричество и телефон. Однако когда из-за недостатка средств мне приходилось урезать наше меню, он не только отчитывал меня за неумелое ведение хозяйства, но мог и ударить.

За все время, проведенное в Тренгану, я так и не смогла привыкнуть к тому, что творится на местных рынках. Они оказались совсем непохожими на чистые и оборудованные холодильниками и металлическими прилавками помещения, в которых я покупала продукты в Австралии. Я нигде не видела такой невероятной грязи и антисанитарии, как на местных продуктовых рынках с их смердящей открытой канализацией и горами облепленного мухами мусора, громоздящимися в непосредственной близости от рядов с пищей. Баки с мясными отходами и гнилыми фруктами тряслись как живые, потому что крысы устраивали в них драки за самые лакомые куски. Никаких холодильников для мяса и рыбы здесь не было и в помине, а о прилавках из нержавеющей стали никто не слышал. Говядина считалась в Тренгану редким деликатесом, импортировалась из Америки и Австралии, а потом самолетом доставлялась из Куала-Лумпура, и получить бифштекс можно было только в самых дорогих отелях.

Мясо и свежие фрукты вообще были самым дорогим товаром на рынке, и простые люди почти не могли позволить себе ни того, ни другого. Самым распространенным в Тренгану было буйволиное мясо, жесткое, как старый башмак, и далеко не всегда свежее, которое ели, однако, и в королевской, и в обычных семьях. К тому же его не разделывали на привычные мне порционные куски – такие как вырезка, лопатка или огузок. Вместо этого на прилавках лежали большие кучи искромсанного мяса, срезанного с неизвестных частей тела животного. Курицы стоили очень дорого, и их забивали и ощипывали прямо на глазах у покупателя. Я старалась их не покупать из-за подозрительной пухлости, вызванной, несомненно, тем, что их щедро пичкали антибиотиками и стероидами, что было вообще очень распространено в Малайзии. От этих препаратов несчастные птицы раздувались до такой степени, что между мясом и кожей образовывалась прослойка из желтоватой жидкой массы. Основой малазийского меню являлась рыба во всех видах: от высушенных анчоусов до стейков из тунца.

Перейти на страницу:

Все книги серии Мемуары гейши

Майада. Дочь Ирака
Майада. Дочь Ирака

История Майады аль-Аскари — это история тысяч иракских семей, пострадавших от насилия и жестокости режима Хусейна. Попавшие в застенок женщины, принадлежащие к разным социальным слоям, объединены общим страхом. Они, словно Шехерезады, день за днем рассказывают истории своей жизни.Майада аль-Аскари родилась в очень известной и уважаемой иракской семье и была лично знакома с Саддамом Хусейном. Она не представляла, какой ужас придется пережить ей и ее родным, когда Хусейн и партия «Баас» захватят власть в стране. Разведясь с мужем, она с двумя детьми осталась в Багдаде и купила маленькую типографию. Но однажды утром ее арестовали и бросили в застенки тюрьмы Баладият, обвинив в антиправительственной пропаганде. Вместе с ней в камере томились семнадцать женщин-заключенных, женщин-теней. Чтобы выжить и не потерять надежду на встречу с родными, каждая из них, словно Шехерезада, рассказывала историю своей жизни.Обязательно к прочтению всем, кого волнуют права человека.USA TodayШокирующая, откровенная, отрезвляющая книга.San Francisco Chronicle

Джин П Сэссон , Джин Сэссон

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
12 Жизнеописаний
12 Жизнеописаний

Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев ваятелей и зодчих. Редакция и вступительная статья А. Дживелегова, А. Эфроса Книга, с которой начинаются изучение истории искусства и художественная критика, написана итальянским живописцем и архитектором XVI века Джорджо Вазари (1511-1574). По содержанию и по форме она давно стала классической. В настоящее издание вошли 12 биографий, посвященные корифеям итальянского искусства. Джотто, Боттичелли, Леонардо да Винчи, Рафаэль, Тициан, Микеланджело – вот некоторые из художников, чье творчество привлекло внимание писателя. Первое издание на русском языке (М; Л.: Academia) вышло в 1933 году. Для специалистов и всех, кто интересуется историей искусства.  

Джорджо Вазари

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Искусствоведение / Культурология / Европейская старинная литература / Образование и наука / Документальное / Древние книги