Как я ловил диких зверей

Я устроился на ветке и мог наблюдать за поединком. Оба противника выжидали. Тигр приседал, рычал, а буйвол все кружил. Так прошло несколько минут, вдруг буйвол кинулся и пронзил тигра своими рогами. Тигр отпрянул, потом прыгнул на буйвола и вцепился клыками ему в бок. Потом он вихрем откатился, и я видел только пестроту травы и полос его шкуры.

Малайцы наблюдали за битвой так же страстно, как они обыкновенно смотрят на петушиные бои. Они переговаривались и бились об заклад, чья возьмет.

Тигр собрал все силы, испустил свой кашляющий рев и кинулся на голову буйвола. Буйвол встретил это нападение, наклонив свою толстую шею. Но сила удара заставила его присесть на задние ноги. Он потрясал рогами, но тигр так вцепился в его голову, словно составлял с ней одно целое. Пока огромная кошка кусалась и царапалась, буйвол старался опять найти равновесие. Наконец, качая на рогах свой ужасный головной убор, он умудрился встать на ноги. С минуту он держал тигра в воздухе, потом, нагнув голову, сбросил его наземь. Медленно, согнув колени, он прижал тигра всей своей тяжестью к земле. Рев… рык… и протяжный кошачий вопль… Буйвол тряс освободившейся головой, фыркая и мыча. Ноги его дрожали, но, так как тигр лежал ничком, он опять кинулся на него с такой силой, что, очевидно, сломал ему спинной хребет. Вой тигра становился все слабее и слабее. Вид его безжизненного тела словно придал буйволу новые силы. С фырканьем, гневным и торжествующим, он топтал его копытами.

Когда бешенство буйвола утихло, он приостановился. Вся его огромная туша тряслась мелкой дрожью. Из носа и из ран у него текла кровь. И вдруг он начал мычать, жалобно, протяжно мычать.

— Это буйволица, — шепнул мне Абдул Рахман. — Она зовет теленка… Взберемся повыше, туан, и мы увидим.

На месте битвы трава была совсем примята, но дальше она достигала большой высоты, и если мы хотели что-нибудь рассмотреть вдали, то надо было взобраться выше. Мы лезли по ветвям все выше и выше.

— Смотрите! — закричал Абдул.

Он указал на маленькое, темное, лоснящееся тело, лежавшее в густой траве. Это был теленок буйволицы, лежавший на боку и залитый кровью: тигр, вероятно, убил его одним прыжком. Буйволица, шатаясь, пошла к нему. Она стала над ним и начала его звать. Увидев, что он не движется, она нагнула голову и осторожно, бережно приподняла его рогами. Он повис беспомощно, безжизненно.

Абдул сказал мне, и его тон был очень нежен.

— Буйволица и женщина, туан!.. Аллах создал их одинаково!

— Верно, — ответил я. — Но когда женщина в горе, помочь ей трудно. А что касается буйволицы, то с ее горем можно быстро покончить. Сделать мне это?

— Да, туан, — ответил он. — У нее слишком много ран. Пошли ей ту пулю, которая скажет «прощай».

Он протянул мне ружье. Я нацелился и спустил курок. Буйволица не издала ни звука. Она опустилась на колени и упала на тело своего детеныша.

Мы все спустились с деревьев. Мои люди были страшно взволнованы. Они плевали на тигра и проклинали его, даже те, кто держал пари за него. Буйволицу они хвалили и называли ее красавицей, хотя она в сущности была некрасива. Детеныш, с его длинными ногами, был еще хуже. Может быть, высшим доказательством уважения туземцев к погибшей буйволице было то, что они наклонялись и кричали в ее неслышащее ухо, что у нее сердце быка.

Мясо буйвола слишком грубо для еды. Трупы были оставлены там, где лежали. Тигр был так разодран, представлял собой такую массу поломанных костей и растерзанного мяса, что людям даже не удалось снять его шкуру и голову, чтобы получить те десять долларов, которые голландское правительство дает за каждого убитого тигра. Даже усов нельзя было вытащить. Но один предприимчивый малаец нашел нетронутым одно ухо. Он отрезал его. Абдул сказал мне, что хоть он и не всем талисманам доверяет, но одно несомненно верно: если ухо такого свирепого тигра высушить и носить как амулет на поясе, то ни один живой тигр не осмелится напасть на человека, у которого такая надежная защита.

Когда я вспоминаю о моих приключениях в девственных джунглях Суматры, вспоминаю мои многочисленные удачи и неудачи, ярче всех других встает перед моими глазами картина, как буйволица швыряет своего полосатого врага наземь.

Глава шестая НОСОРОГ

Прошло две недели с тех пор, как я уехал из кампонга Абдула Рахмана. Как-то я сидел на балконе у хаджи Синга и полудремал, выздоравливая от сильнейшего приступа лихорадки, — следствия моей поездки в глубь страны. Я погрузился в мечты о Европе, из которых меня внезапно вывел тихий голос хаджи: «Туан, Абдул Рахман здесь».