Как я не стал богословом

Да о чем я, просто учеба в школе и нахождение в детском саде – пытка для личности, не способной покрыть себя глухой коростой, защищающей от муки жизни в нашем, впрочем, в любом обществе. Даже простая семейная жизнь, когда любовь заменена регистрацией в Загсе – обычно пытка, когда два человека сладострастно пытают друг друга, наслаждаясь не сексом, а местью за свое пожизненное одиночество. Психопат по сравнению со многими из нас – цветок на помойке жизни, который нужно просто любить. Шизофреники среди друзей – это вообще удача. Конечно, они бывают разными, и жить с ними очень трудно. Но десяти тупым, социально адаптированным нормальным людям я предпочту сотню шизиков! Вот с клептоманами, МДПшниками и ребятами с глубокой депрессией общаться было трудно. Наверное, я был недостаточно психом, их искренность была очень приятной, но их мир, который они с радостью мне открывали, был хоть и чище, чем у бандитов, но жить там было трудно, жить там мне не хотелось, как не хочется любителю высоких гор бродить по темному лесу, заваленному мертвыми деревьями и покрытому топкими болотами. Нет, я не мог успокоиться с ними. Но огромное доверие к ним осталось.

Хасиды в Советском Союзе приравнивались к сумасшедшим, впрочем, как и все верующие. И конечно, встретить их можно было именно в сумасшедшем доме, причем в каждом, где я и встретил первого. Мой новый друг открыл для меня глаза на Библию и каждый раз, когда он возвращался после инсулинотерапии, а это такой способ мстить инакомыслящим в зверском совке, он, постепенно приходя в себя, рассказывал свои ощущения от ввода инсулина, а по сути о том, как умирает мозг, пока не введут глюкозу. Мы разговаривали с ним о боге, о вере, о еврейской литературе. Я читал ему свои плохие стихи, а он мне рассказывал истории из Торы. Потом я был у него на свадьбе, приколачивал Мезузу, пил с раввинами кошерную водку и читал ему свои мои новые плохие стихи. Но постепенно пришло ощущение, что хасиды слишком увлечены своими традициями, больше, чем Богом, и уж точно больше, чем мной, дружбой со мной. Нет, похоже, хасиды не были «своими», да и никаких еврейских корней я не смог найти, хотя и искал с пристрастием.

Наркоманы, родственники, геи и книжные персонажи, несмотря на всю мою инклюзивность в общении, были слишком на периферии моего круга. С наркоманами я не мог достаточно погрузиться во всю их дурь, так как она мешала заниматься спортом. Они, безусловно, были интереснее родственников, находящихся в наркотической зависимости от ненависти друг к другу, чего я не разделял. Друг друга ненавидели родители, дядья, племянники, и все они вместе ненавидели евреев, цыган, азиатов, и всех, кто подвернется, мне было скучно с ними, кроме ненависти их мало что интересовало. К геям меня не тянуло, я, собственно, не разделял людей на геев и гетеросексуалов, а вот они ко мне тянулись. Эти вундеркинды, учителя, знакомые и малознакомые внезапно раскрывались в своей любви ко мне. Мне казалось, что я совсем не привлекательный, кривоногий, сутулый, лохматый, подслеповатый парень. У них было другое мнение: я им определенно нравился. Кто-то пытался «задружиться», кто-то просто был в компании, никакой истины они не смогли мне открыть, хотя я всегда очень ценил нестандартные пути человека и старался понять, хоть и теоретически, в чем их путь состоит. Короче говоря – они, далеко не все, пытались проникнуть в меня, а я в их сознание. Нет, они не были «своими», их терзали те же глупости, страхи, проблемы, разочарования, что и меня. Они остались для меня этакой интересной группой, более интересной, чем бессознательно идущие в колее.

А вот книжные персонажи по-прежнему были для меня гораздо более реальными, чем все остальные. Это понятно, с книгами я проводил по 5 часов в день, а это больше, чем с любыми реальными людьми. С ними можно было много беседовать, ведь они отвечали моим голосом. Китайские древние поэты, русские религиозные философы, немецкие романтики, поэты серебряного века… да мало ли кто еще, все они значили намного больше, чем живые люди. И они делились самым важным – своими мыслями, а не как живые люди, которых обычно интересовало, что выпить и кого трахнуть. Изредка – что пожрать. Очень редко, как и где пожрать, чтобы потом еще и кого-нибудь трахнуть, этот вариант рефлексии обычно был самым сложным. Нет, книжные герои слушали крик обезьян в горах, описывали цветы шиповника и кусочек бисквита на чайной ложке, разговаривали со змейками, боролись с призраками, умирали от любви… Этого мира вокруг не существовало. Точнее – он существовал для меня, но не для тех людей, что меня окружали. Наверное, я плохо искал. Но как найти «своих» в тех, кого с нами нет. Я был слишком нормальным, чтобы полностью погрузиться в общение с призраками. Поэтому я пошел к реальным поэтам и музыкантам.

Рыжая богиня