Как я преподавал в Америке

Да, как тутошние, особенно Юз и Борис Парамонов, заводятся бранить и потешаться над всем советским и над нашим несчастием — от глупости. Юз говорит: «ВЫ там это наделали. А еще воскрешать умерших (это он над Федоровым и Светланой потешается) — вместо того, чтобы хлеб растить да картошечку, падлы!» И когда я пытался охладить его, объяснив, что это (концепция воскрешения у Федорова — 30.10.65) — как у Канта: «регулятивная идея разума», так что не делает пусть карикатуру, — он так уцепился за этот термин и стал вертеть на лады всякие и сокращать: «РеИРа», как «РуРу» — «Русская рулетка», его рассказ, что только прочитал. (Сейчас вслушавшись, нахожу, что аббревиатуру-то Юз сделал как бы транзитную, промежуточную между американством и русскостью: сократил, но с сохранением гласных: талант и слух поэтический навели его так сделать. — 4.8.94.)

С ожесточением поносят и издеваются — как бы совесть свою не совсем чистую успокаивая тем: что тут они в холе живут, а все темы и сюжеты — там, где мы, про что их критиканство, поношение и сатира, — и с того они живут и зарабатывают…

Но ты тоже не будь ругателем неблагодарным. К тебе относятся хорошо, вот лекцию устроили, довезли, кормили, ночлег дали, заплатят. Но и Юзу, что привез меня, надо будет отсыпать 70 долларов. Так что и себя не обидел он.

Да, хорошо, что не стал говорить по радио. Такая сейчас раздраженная обстановка и так ловят неудачное слово! А у тебя они бы были наверняка; потом пережег бы все нервы ты от раскаяния.

Ведь твое сейчас размышление — что «путч» был прав и более подходил к нынешнему этапу и психологии народа, чем фанфаронная «победа» демократической общественности…

Да, потешили себя интеллигенты в эти года, ругая государство, партию и историю. И все это — тешенье себя в своей значительности, но совсем не ответственность положительно строящих деятелей.

И факт: «крестьянин» корма-еды производить не будет, если его не заставят так или иначе. С барщины — да на рынок? — не тот опыт и психология. Надо постепенно: на оброк переводить. А буржуазию выращивать — из партаппаратчиков, что все же активны и практичны, хватка деловая и уже опыт власти, и накопленные капиталы — без пустых перетряхиваний в другие руки того же решета — пошли бы: в дело. А так — у них отберут, а схватят — еще худшие, мошенники… Не производители (как все заводчики и аппаратчики), а перепродающие все то же самое мизерное «богатство» производства.

Так что будет голод и вымирание горожан и интеллигентов — и это именно нас, с семьей. Потому доллары, что тут заработаю, — не тут оставлять, чтобы рост в год давали еще 500, как Димка советует: на его книжку положить, а когда нам нужно будет — перешлет. Нет, именно сейчас нам будет нужно — чтобы не сдохнуть, перетянуть год-два…

Вот тебе и культурология и твои интеллектуальные игры и национальные космоса! Тут на жизнь-смерть ставка…

И чую безнравственность счастливой жизни тут — их. То-то они так выебываются, Юз особенно, доказывая наш «мазохизм» и идиотизм «культа страданий». Бесит Федоров и память предков.

— Предки — во мне! — настаивает Юз. — Вот в руке моей, в ее клетках; они мною живы — и все!

Значит, ради того, чтобы он жил и наслаждался, они жили и умерли.

Почитаю-ка Платона «Федон». На Элладу настраиваться надо.

Плебс ты жалкий!

23. Х.91. Ну, благословляй течение дней — ибо близит к любименьким и к своей тарелке. А тут не к своей все присоседиваюсь — и нелеп.

Конечно, и к смерти близит это течение. Но чуешь — ближайшее.

А раз ближайшее, то отчего бы не вникать в сиюминутное благо? Что ты с утра здоров, зарядку сделал, под душем стоял, ел. Сидишь у окна при солнечной погоде снаружи. Звучит-мурлычет какая-то классика XVIII века.

Однако сиротливое чувство у меня от посещения Лосевых в Дартмуте — к ним. И почему? Не понятно. Ведь так хорошо устроены в своем доме-имении двухэтажном с садом, на берегу реки. Оба хорошо зарабатывают, дети устроены; машины… Себя бы тебе жалеть, а не их. Ездит по конференциям по всему мира, а ты — нет.

И все же — островок русскости в Гэмпшире, в Новой Англии, на севере…

И что за «русскость», когда он — еврей, она — русская?

И куда ты возвращаешься? По радио: Украина отделяется, забирает армию на ее территории, Черное море и Черноморский флот…

Так что просто сиротство людского жребия — и своего — в них тебе предстало, отразилось. То же и Юз: хорохорится тут и уговаривает себя, как он счастлив… Но как держатся за свой круг — среди кружков других маленьких! И тут уж не задень — его Бродского, например. Да и друг другу надо лишь хорошее говорить и ласкать. Ибо узок круг — не плюй в свой колодец…

С другой стороны, все — под Богом. И здесь Он не дальше, а ближе даже, чем в родном Космосе, что перенимает на себя любовь и отчего, в близкодействии блага и родности, — язычество усиливается, заземленность — от Дуба, Березки… «среди долины ровныя…»

Понимаю пуритан — переселенцев лишь с Богом в душе и в небе.