Как я стал летчиком

Боясь обледенеть, я нашел в облаках окошко, спустился вниз и пошел над открытой водой. Бензин кончался. Надвигалась беда. Не успеем долететь — кончится бензин, моторы остановятся, и придется нырять в воду…

Я сидел за штурвалом двенадцать часов. Спутники мои устали не меньше меня. Самолет летел низко-низко над волнами… Неужели придется тонуть?

Дверца открылась, вылез Львович, взял ручной насос и стал перекачивать из бака последние капли бензина. Лицо у него было спокойное, будто ничего не случилось. Он делал свое дело. Пока есть хоть капля бензина, моторы должны хороню работать!

Волков спокойно сидел на своем месте. Жизнь в самолете шла своим чередом. Люди, казалось, настолько привыкли к опасностям, что не хотели думать о них лишний раз. Каждый делал гное дело.

А между тем бензину оставалось на несколько минут полета. Туман сгущался, а острова все не было.

Вдруг впереди показалось что-то черное. Пригляделся — земля… Рудольф!

Через пять минут наш самолет сел на маленький аэродром, у самых домиков зимовки.

Навстречу к нам бежали, спотыкаясь, увязая в снегу, люди: Шмидт, Водопьянов, Шевелев, Алексеев, Молоков… Взволнованные, радостные, они обнимали нас, целовали, тискали в своих объятиях. Они же знали, какая опасность грозила нам!..

Однако все кончилось благополучно.

Дорога на полюс открыта!

Глава XV НА ЛЬДИНЕ

Тяжелые самолеты готовились лететь на полюс. Задерживала погода. 18 мая меня опять послали на разведку к полюсу. Я должен был пролететь возможно ближе к полюсу и сообщить по радио, какая там погода и можно ли лететь туда эскадре.

В это время на острове Рудольфа светило яркое солнце на безоблачном небе, воздух был тихий, прозрачный. Но погода в Арктике обманчива, в эта тишина казалась подозрительной для нашего «бога погоды» Бориса Львовича Дзердзеевского. Он хмурился и тревожно поглядывал и сторону полюса. Что-то там, впереди?

Самолет «СССР-Н-166» соскользнул с горы и легко поднялся в воздух, держа курс на север. Для меня это была уже «знакомая дорожка». Не в первый раз! Опять могучая песня моторов зазвенела над безлюдными ледяными просторами Центральной Арктики. Опять согнулся над картой штурман Волков. Люди на воздушном корабле несли свою привычную вахту. Радист Стромилов посылал радиосигналы:

«Все в порядке».

Самолет был в пути уже более двух часов. Под нами тянулись бескрайные ледяные поля, пересеченные темными разводьями — трещинами. Торосы сверкали на солнце, как огромные драгоценные камин… Мы прошли уже восемьдесят пятый градус, и, казалось, ничто впереди не могло помешать нам лететь дальше. На самом же деле беда уже подкрадывалась к нам. Там далеко, на севере, горизонт быстро темнел. Скоро уже простым глазом можно было различить отдельные облака. Они темным сомкнутым фронтом, как войско, охватив полукольцом небо, быстро двигались на нас. Беда невелика! Пойдем над облаками! Самолет пошел вверх. Но что за оказия! Облака впереди самолета тоже поползли вверх. Казалось, что самолет лезет на снежную гору. И конца этой горы не видно! Дело плохо. Значит, впереди очень толстая облачность, и неизвестно еще, удастся ли самолету лететь выше облаков. А если не удастся? Самолет попадет в облака и может обледенеть. А я уже рассказывал вам, что это за штука.

Пока я раздумывал, что предпринять дальше, сзади меня отворялась дверца, и бортмеханик Кекушев передал мне записку от Стромилова. Радиограмма с Рудольфа от Шмидта:

«Немедленно вернитесь обратно…»

Оказывается, вскоре после моего отлета с острова там быстро испортилась погода. Откуда-то надвинулся туман и с каждой минутой все больше и больше закутывал в свое покрывало остров и окрестности.

Нужно торопиться обратно, чтобы успеть сесть, пока еще видно место посадки — гору, или, как мы называем, «купол» острова. Я сделал разворот и повел самолет обратно. Но расстояние до острова было слишком велико, чтобы успеть долететь туда, пока погода не испортится окончательно. Скоро самолет очутился в ловушке: впереди стеной стал туман, глади путь отрезан облачностью. Некуда лететь… Я нырнул вниз, под туман, и вел самолет над самой водой. Потом попробовал пробить его и выбраться наверх.

Долго и упрямо лезли вверх… Стрелка прибора показывала две тысячи метров высоты, а туману и конца не видно. Такой густой, словно самолет не в воздухе летит, а плывет в молоке. Тонкая корочка льда появилась на кромке крыльев. Начиналось обледенение…

Штурман доложил мне:

— Товарищ командир, мы над Рудольфом…

Это никого не обрадовало. Какой толк, что мы над островом? Ведь все равно спуститься вам нельзя. Туман до самой земли, и садиться в таком тумане — все равно что верная смерть и для людей и для машины…