Как я стал летчиком

— Улетел! — ликовал Борька. — С крыши да прими в навозную кучу головой! А зонтик сломался. Он старый был…

Пока Борька рассказывал, вокруг собралось иного народу, и все смеялись: и Павел Иванович, и Борька, и ребята-комсомольцы. А я стоял красный, как свекла, и не знал, что мне делать: разреветься от обиды или кинуться на Борьку и трепать его за вихор, пока не замолчит.

Когда все досыта насмеялись, Павел Иванович вытер глаза — он от смеха даже заплакал — и сказал мне ласково:

— Не беда! Когда-нибудь по-настоящему полетишь. Не сразу дело делается. Подожди, пока вырастешь… Тебя как зовут-то?

— Пашкой…

— Ну вот, брат Павел, приходи завтра помогать. А зонтиков не ломай больше. На зонтике, брат, все равно далеко не улетишь!

Глава III «ВОРО́НЫ»

Так началась мня работа в мастерской инструктора планеров Павла Ивановича Лебедева. Каждый день после уроков я приходил к нему, становился к своему верстаку и начинал лобзиком выпиливать из фанеры разные штучки. Работа нетрудная. Начертят мне на фанерном листе фигуру, а я ее и вырезаю. Главное, чтобы аккуратно получалось.

Пилил я, пилил и соскучился. Проще говоря, надоело! Каждый день одно и то же! А главное, не знал, зачем эти штучки нужны. Пробовал спрашивать у товарищей — отмахиваются.

— Знай свое дело: пили! А рассказывать тебе — все равно не поймешь. Тут, брат, геометрию знать нужно!

Ладно, думаю, геометрию! Зачем тут геометрия? Здесь не школа. Мне в школе эта геометрия надоела. Обидно стало, зачем от меня скрывают. Однажды принесли мне выпиливать по чертежу, а я и уперся. Скажи да скажи, как эта штука называется. Иначе не буду выпиливать!

Пришел Павел Иванович. Узнал, в чем дело. Засмеялся.

— Ты будешь выпиливать нервюры для хвостового оперения. Понял теперь?

Я на него поглядел волком. Конечно, ничего не понял, а заупрямился.

— Понял!

Еще скучнее мне от этого стало. «Нервюры!» Ишь, слово-то какое! А что оно значит, поди разбирайся. «Хвостовое оперение». Что за штука? Неужели у планера в хвосте перья будут? Тоска меня взяла. Хожу сердитый, и работать не хочется. Павел Иванович и это заметил. Как-то вечером позвал к себе в комнату, усадил на стул, сам сел напротив.

— Ну, рассказывай, брат Павел, в чем дело?

Я ему и рассказал… про все… И про дядю Гришу, и про мечту свою, и про то, как мать с отцом меня ругают, что я учусь плохо. И того не скрыл, как отец мой не раз грозился пойти к Павлу Ивановичу и отругать его, зачем, мол, мальчишку — меня то есть — от дела отбивает. Ему, мол, учиться нужно, а он в столяры поступил.

Напоследок признался Павлу Ивановичу, что хочу бежать из дому, если отец в летчики не пустит.

Говорил долго и горячо. Павел Иванович слушал внимательно и не перебивал. А когда я кончил, он спросил:

— Всё?

— Всё… Я, Павел Иванович, если мена в летчики не пустят, в беспризорные уйду! Назло!..

— А в разбойники не хочешь? — спросил Павел Иванович и засмеялся. — Ах, Пашка, Пашка! Чудесный ты парень, а говоришь глупости.

Я молчал. Что мне говорить? Если уйду в беспризорные, отец меня жалеть будет! Ну и пусть!

Павел Иванович смотрел на меня молча и ласково, улыбался тихонько и головой покачивал, будто сказать хотел: «Ах, Пашка, Пашка! Ишь, что вздумал: в беспризорные!..

Потом поманил меня пальцем к столу, достал чертежи планера. В глазах зарябило от линий, кружков, треугольников и цифр, которые были разбросаны по листу то целыми кучами, то к одиночку.

Просидели мы с Павлом Ивановичем в этот раз далеко за полночь. Рассказал он мне всё про себя, и с этого вечера крепко я его полюбил. Просто и понятно объяснил он мне, что такое планер, как он летает и как его можно построить. Рассказал, как делается чертеж планера и что для этого нужно знать.

И, когда уходил домой, Павел Иванович пожал мне, как взрослому, руку и сказал, строго нахмурившись:

— Давай, брат Павел, уговоримся. Ты должен хорошо учиться в школе. Иначе мы с тобой поссоримся и расстанемся. Летчик должен всё знать. Если будешь неучем, можешь итти в беспризорные. Плакать о тебе не будем — ни твой отец, ни я…

Я обещал Павлу Ивановичу хорошо учиться.

С тех пор перестал фыркать на учебники. На уроках сидел смирно и внимательно слушал учителей. Домой стал приносить хорошие отметки. Отец радовался:

— Молодец, Павлик! — И удивлялся: — Что это с тобой вдруг случилось?

И отец перестал меня дразнить «летчиком», обещал купить ружье. Думал, должно быть, что я больше не мечтаю о полетах.

Садясь вечерами за уроки, я стискивал упрямо зубы, угощал себя подзатыльником и уговаривал сам себя:

— Не ленись, Пашка! Летчик должен всё знать!..

Только потому, что хотел стать летчиком, я хорошо учился и терпеливо высиживал уроки в классе.

Между тем постройка планера подходила к концу. Отдельные части его были готовы — стали их соединять, или, как говорят, монтировать планер.