Как я стал переводчиком Сталина

В Берлине последовали совету Шуленбурга, и усилиями обеих сторон события стали развиваться стремительно. 12 августа Астахов посетил посланника Шнур-ре и сообщил ему о готовности Молотова обсудить в Москве с немцами поставленные ими вопросы, включая польскую и другие политические проблемы. Во время этой беседы Шнурре, в частности, упомянул пакт о ненападении. Астахов сказал, что советская сторона предлагает провести переговоры по этапам, без излишней спешки. Однако Гитлера, который уже назначил на 1 сентября вторжение в Польшу, идея "поэтапного" обсуждения не устраивала. 14 августа Шуленбургу было поручено сообщить Молотову, что, как считают в Берлине, "немецко-русские отношения достигли поворотного пункта", что "не существует реального противоречия интересов между Германией и Россией" и что "обеим странам всегда в прошлом была на пользу дружба, а вражда - во вред". Далее послу предлагалось заявить, что "поджигательская политика Англии привела к ситуации, которая делает необходимым внести ясность в немецко-русские отношения". Иначе, подчеркивалось в инструкции, ситуация может принять оборот, когда оба правительства "окажутся лишены возможности восстановить германо-советскую дружбу, а заодно и совместно прояснить территориальные вопросы Восточной Европы".

Тут, как видим, Гитлер использовал и кнут, и пряник: посулил Сталину дружбу и территориальные приобретения и пригрозил непоправимым разрывом. "Вождь народов" все же продолжал игру: на этом этапе Москва встретила германские предложения сдержанно. Молотов заявил Шуленбургу, что советское правительство, хотя и приветствует намерения Германии улучшить отношения с СССР, торопиться не намерено. Визит Риббентропа в Москву, пояснил нарком, "потребует соответствующей подготовки, чтобы обмен мнениями оказался результативным". Вместе с тем в ходе этой беседы Молотов проявил интерес к пакту о ненападении между Германией и Советским Союзом. Были затронуты и другие вопросы. В частности, нарком поинтересовался, готов ли Берлин повлиять на Японию в целях улучшения ее отношений с СССР, а также обсудить проблему гарантий Прибалтийским государствам. Дело, видимо, тут было в том, что во время недавних переговоров с англичанами и французами выяснилось, что Лондон и Париж не намерены давать гарантий Прибалтике, как они это сделали в отношении Польши. Такую позицию в Москве расценили тогда как некий намек Гитлеру в отношении маршрута, по которому он может напасть на Советский Союз, не вызвав враждебных акций Англии и Франции. Теперь Сталин хотел, чтобы сам Гитлер закрыл себе путь через Прибалтику.

Планируя нападение на Польшу, германское правительство было заинтересовано в том, чтобы устранить угрозу с советской стороны. В Москве же, судя по всему, считали, что пакт оградит СССР на какое-то время от опасности нацистского вторжения. 16 августа от Гитлера поступил ответ: Германия согласна заключить с Советским Союзом пакт о ненападении, а также оказать влияние на Японию в пользу улучшения русско-японских отношений. О Прибалтике прямо ничего не говорилось, но Шуленбургу поручили сообщить Молотову, что, по мнению фюрера, "учитывая сложившуюся ситуацию и возможность осложнения обстановки, ибо Германия не намерена бесконечно мириться с польскими провокациями, желательно провести глубокое и быстрейшее прояснение советско-германских отношений по актуальным вопросам". Было также сообщено, что начиная с 18 августа Риббентроп готов в любое время прибыть самолетом в Москву, имея полномочия от фюрера обсудить весь комплекс вопросов и, в случае необходимости, подписать соответствующие документы.

Такая напористость, несомненно, произвела впечатление на Сталина. Ведь он не забыл, что английская и французская миссии прибыли в СССР на товаро-пассажирском пароходе и к тому же без каких-либо полномочий.

Вместе с тем "вождь народов", видя спешку Гитлера, решил еще поторговаться. Выполняя его волю, Молотов сказал послу, что до прибытия рейхсминистра в Москву следует предпринять "ряд важных практических шагов": подписать договор о торговле и кредитах, подготовить проект пакта о ненападении, включая протокол, излагающий, в числе прочего, существо сделанных ранее германских предложений. Тут впервые был упомянут документ, который в дальнейшем фигурировал как "дополнительный секретный протокол" и который вплоть до наших дней вызывал горячие споры.

На этой стадии переговоров Астахов исчез с дипломатической сцены. Он сделал свое дело и больше не был нужен. Но он, как любил выражаться Сталин, "слишком много знал". Это и решило его судьбу. Позднее стало известно, что Астахова расстреляли. Снова нашла подтверждение средневековая формула, столь полюбившаяся Сталину: "Не опасны только мертвые"...