Как я стал собой. Воспоминания

И действительно, на протяжении всего пути рядом с ней, в течение многих лет, я никогда не воспринимал ее как пациентку. Она лаконично и точно рассказала истории своей болезни: рак груди, обнаруженный пять лет назад; хирургическое удаление этой груди; затем рак другой груди, удаление и этой груди тоже. Химиотерапия с сопровождающими ее ужасами: тошнотой, рвотой, полной потерей волос. А потом лучевая терапия – допустимый максимум. Но замедлить распространение рака – в череп, позвоночник, глазницы – не удалось. Рак Полы требовал пищи, и хотя хирурги то и дело подносили ему жертвы – груди, лимфатические узлы, яичники, надпочечники, – он был ненасытен.

Воображая себе обнаженное тело Полы, я видел грудную клетку, исполосованную шрамами, без грудей, без плоти, без мышц – словно шпангоуты потерпевшего крушение галеона, а под грудной клеткой – живот с рубцами от операций, и все это поддерживают толстые, громоздкие, распухшие от стероидов бедра. Короче говоря, пятидесятипятилетняя женщина без грудей, надпочечников, яичников, матки и, я уверен, без либидо.

Мне всегда нравились откровенно чувственные, полногрудые женщины с упругими, грациозными телами. Но когда я впервые увидел Полу, случилась удивительная вещь: я счел ее прекрасной и влюбился в нее.

Пола согласилась вступить в маленькую группу вместе с тремя другими умирающими пациентами. Мы впятером проводили девяностоминутные сеансы в уютной комнате для групповой терапии в здании психиатрического отделения. Я начал просто – со слов о том, что все члены группы больны раком и что я верю, что мы сможем помочь друг другу, делясь нашими мыслями и чувствами.

Одним из участников группы был Сэл, тридцатилетний мужчина в инвалидном кресле, который, как и Пола, оказался личностью невероятной. Хотя у него была множественная миелома в поздней стадии (болезненный инвазивный рак костей, вызывающий множество раздробленных переломов) и он был от шеи до бедер полностью закован в гипсовый корсет, его дух оставался неукротим. Неизбежность смерти щедро наполнила жизнь Сэла новым чувством смысла и настолько преобразила его, что теперь он воспринимал свою болезнь как духовное служение. Он согласился присоединиться к группе в надежде помочь другим обрести такое же избавление.

Хотя Сэл вступил в нашу группу на шесть месяцев раньше, чем следовало бы, – пока она была еще слишком мала, чтобы дать ему аудиторию, которой он искал, – он нашел для себя и другие площадки. В первую очередь средние школы, где Сэл выступал перед неблагополучными подростками. Я слышал, как он громогласно доносил до них свои идеи.

Вы хотите повредить свое тело наркотиками? Хотите убить его выпивкой, травкой, кокаином? Вы хотите расплющить свое тело в автокатастрофах? Прикончить его? Сбросить его с моста Золотые Ворота? Вам оно не нужно? Что ж, тогда подарите свое тело мне! Отдайте мне его. Мне оно нужно. Я возьму его – я хочу жить!

Его речь невозможно было слушать без дрожи. Мощь его подачи удесятерялась из-за той особенной силы, которую мы всегда придаем словам умирающих. Школьники слушали в молчании, ощущая, как и я, что он абсолютно честен, что у него больше нет времени играть в игры или притворяться.

Еще одну возможность для проповеди дала Сэлу другая пациентка, Эвелин, тяжело больная лейкемией. Эвелин, которую привезли на группу на кресле прямо вместе с капельницей и в процессе переливания крови, сказала собравшимся: