Читаем Как я стал собой. Воспоминания полностью

Порой я думаю, что мой литературный труд – это по сути попытка избавиться от мыслей о течении времени и неизбежной смерти. Фолкнер выразил это лучше всех: «Цель любого художника – с помощью искусства остановить движение, которое есть жизнь, и сохранить его так, чтобы через сто лет оно возобновилось под взглядом незнакомца». Я полагаю, что эта мысль объясняет силу моего стремления писать – и никогда не переставать писать.

Я очень серьезно воспринимаю идею, что, если человек живет хорошо и не испытывает глубоких сожалений, смерть он встречает с большей безмятежностью. Я слышал эту мысль не только от многих умирающих пациентов, но и от писателей с великой душой, таких, например, как Толстой, чей Иван Ильич осознает, что умирает так плохо именно потому, что скверно жил. Все, что я читал, весь мой жизненный опыт учил меня, что важно жить так, чтобы умирать, как можно меньше сожалея. В последние годы я осознанно стараюсь быть великодушным и мягким со всеми, кого встречаю, и в завершающий период своего девятого десятка вхожу с достаточным чувством удовлетворенности жизнью.

Еще одно напоминание о моей смертности – электронная почта. Более двадцати лет я каждый день получаю немалое количество писем от поклонников. Я стараюсь отвечать на каждое письмо, считая это разновидностью ежедневной буддийской медитации любящей доброты. Мне доставляет радость думать, что мои труды способны дать что-то тем, кто мне пишет. Но по мере того как идут годы, я также осознаю постоянно возрастающее количество этих писем – спешку читателей, которая подогревается пониманием, что мне не так уж долго осталось жить. Эта идея все чаще выражается совершенно открыто, как в том письме, которое пришло на днях:

…Я хотела написать вам уже давно, но думала, что вас и так слишком одолевают письмами, и вам все равно не хватает времени читать их все; однако я подумала, что все равно напишу. Как вы сами говорите, годы ваши преклонные и, возможно, вы не так уж надолго задержитесь здесь, а тогда будет уже слишком поздно.

Или в другом письме, которое пришло на следующий день:

…Говоря откровенно – и мне кажется, вы это оцените, – я сознаю, что в какой-то момент вас не станет. Я не хочу принимать ваше существование как данность и сожалеть, что не связался с вами, когда будет слишком поздно… Для меня многое значила бы переписка с вами, поскольку большинство знакомых мне людей не заинтересованы в обсуждении смерти и не хотят контактировать с тем фактом, что когда-нибудь умрут.

В последние годы я иногда начинаю лекции с того, что вслух оцениваю величину аудитории и говорю: «Я сознаю, что по мере того как я старею, количество моих слушателей становится все больше. Разумеется, это приятно греет самолюбие. Но, надевая свои экзистенциальные очки, я вижу темную сторону этого явления – и гадаю: с чего это люди так торопятся со мной встретиться?».

<p>Глава тридцать шестая</p><p>Последние труды</p>

Будучи подростком, я однажды услышал комментарий Эйнштейна по поводу квантовой теории: «Бог не играет в кости со вселенной». Как и большинство научно мыслящих подростков, я восторгался Эйнштейном и был поражен, узнав, что он верил в Бога. Этот факт ставил под сомнение мой собственный религиозный скептицизм, и я обратился за объяснением к своему учителю, который вел у нас в средних классах естествознание.

– Бог Эйнштейна – это Бог Спинозы, ответил он.

– Что это значит? – спросил я. – Кто такой Спиноза?

И узнал, что Спиноза был философом XVII века и первопроходцем научной революции. Хотя он часто упоминал в своих трудах Бога, еврейская община отлучила его за ересь, когда ему было двадцать четыре года, и многие ученые считают его законченным атеистом. Выражать скептицизм по поводу существования Бога в XVII столетии для Спинозы было бы рискованно, объяснил мне учитель, и он защищал себя, часто употребляя термин «Бог». Однако когда Спиноза пользуется словом «Бог», большинство ученых понимают, что он имеет в виду упорядоченные законы природы.

Я нашел жизнеописание Спинозы в биографической секции библиотеки и, хотя не так уж много из него понял, принял решение, что когда-нибудь узнаю о герое Эйнштейна побольше.

Перейти на страницу:

Все книги серии Ирвин Ялом. Легендарные книги

Лжец на кушетке
Лжец на кушетке

Роман Ирвина Ялома "Лжец на кушетке" — удивительное сочетание психологической проницательности и восхитительно живого воображения, облеченное в яркий и изящный язык прозы. Изменив давней привычке рассказывать читателю о внутреннем мире и сокровенных переживаниях своих пациентов, доктор Ялом обращается к другим участникам психотерапевтических отношений — к самим терапевтам. Их истории рассказаны с удиви — тельной теплотой и беспощадной откровенностью. Обратившись к работе доктора Ялома, читатель, как всегда, найдет здесь интригующий сюжет, потрясающие открытия, проницательный и беспристрастный взгляд на терапевтическую работу. Ялом показывает изнанку терапевтического процесса, позволяет читателю вкусить запретный плод и узнать, о чем же на самом деле думают психотерапевты во время сеансов. Книга Ялома — прекрасная смотровая площадка, с которой ясно видно, какие страсти владеют участниками психотерапевтического процесса. В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Ирвин Дэвид Ялом , Ирвин Ялом

Психология и психотерапия / Проза / Современная проза / Психология / Образование и наука

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее