Читаем Как я стал собой. Воспоминания полностью

Я не знаю лучшего примера того, как появление смысла в жизни порождает ощущение благополучия. Это также яркий «волнового эффекта», помогающего многим ослабить ужас перед смертью. Волновой эффект – это передача частиц нашего «я» другим людям, даже тем, кого мы не знаем, – подобно тому, как круги на воде, вызванные падением камешка в пруд, расходятся все дальше и дальше, пока не становятся невидимыми, но и тогда продолжают существовать на наноуровне.

С самого начала я приглашал интересующихся стэнфордских ординаторов, студентов-медиков, а порой и бакалавров наблюдать за этой группой сквозь двустороннее зеркало. В отличие от наших традиционных терапевтических групп, где пациенты чувствовали себя под наблюдением неуютно, раковые пациенты реагировали в решительно иной манере: они хотели присутствия студентов и радовались ему. Их противостояние со смертью позволило им многое понять о жизни, и они горели желанием передать это знание остальным.

Пола весьма критически отзывалась о стадиях переживания горя по Кюблер-Росс. Зато она придавала огромное значение возможности учиться и расти благодаря противостоянию смерти и часто говорила о «золотом времени», которое ей довелось прожить за последние три года.

Несколько других участниц группы разделяли это переживание. Как сказала одна из них, «какая жалость, что мне пришлось дождаться, что мое тело покалечит рак, чтобы научиться жить». Эта фраза навеки осталась в моем сознании и помогла мне сформулировать мой подход в экзистенциальной психотерапии. Я часто излагаю это так: хотя реальность смерти может нас уничтожить, мысль о смерти может нас спасти. Она помогает прийти к осознанию: поскольку жизнь у нас всего одна, нам следует жить в полную силу и завершить жизнь с как можно меньшим количеством сожалений.

Моя работа со смертельно больными людьми постепенно привела к тому, что я стал ставить здоровых пациентов перед фактом их смертности, чтобы помочь им изменить их жизнь. Часто это выражается в том, что я просто выслушиваю пациентов и усиливаю осознание ими конечности их жизненного срока.

Нередко я прибегаю к наглядному упражнению – прошу пациента провести на листе бумаги черту, а потом говорю: «Пусть один конец этой черты символизирует ваше рождение, а другой – вашу смерть. А теперь, пожалуйста, поставьте на этой линии отметку, определяющую, где вы сейчас, и поразмыслите над этим». Практически у всех это упражнение вызывает более глубокое осознание драгоценной мимолетности жизни.

Глава двадцать четвертая

Противостояние смерти с Ролло Мэем

Из пятидесяти мужчин и женщин, которые прошли через нашу группу для раковых пациентов, все умерли от этой болезни, за исключением Полы. Она пережила рак, а умерла впоследствии от волчанки. Я с самого начала знал, что если я хочу честно и с пользой писать о роли, которую смерть играет в жизни, мне придется учиться у тех, кому предстоит неминуемая смерть. Но я заплатил за этот урок свою цену. Часто после наших групповых встреч мною овладевала острая тревога, я размышлял о собственной смерти, меня мучила бессонница и преследовали кошмары.

Мои студенты-наблюдатели тоже остро переживали происходящее, и нередко кто-нибудь из них выбегал, всхлипывая, из наблюдательной комнаты до окончания сеанса. И по сей день я сожалею, что не готовил этих студентов к такому опыту тщательнее или не проводил с ними терапию.

Заметив, как усилился мой страх смерти, я начал вспоминать весь свой прошлый опыт прохождения психотерапии: тот длительный анализ во время ординатуры, год терапии в Лондоне, год гештальт-терапии с Пэт Баумгартнер, а также несколько сеансов поведенческой терапии и коротенький курс биоэнергетики. Оглядываясь на все эти часы терапии, я не мог припомнить ни единого прямого разговора о страхе смерти. Возможно ли это? Неужели смерть, самый фундаментальный источник тревоги, не упоминалась ни в одном из пройденных мной курсов психотерапии?

Я решил, что если я хочу продолжать работу с пациентами, которым предстоит неминуемая смерть, я должен сам вернуться в терапию, на сей раз с человеком, готовым сопровождать меня во тьме. Незадолго до этого я слышал, что Ролло Мэй, автор «Экзистенции», перебрался из Нью-Йорка в Калифорнию и принимает пациентов в Тибуроне, примерно в восьмидесяти минутах пути от Стэнфорда. Я позвонил ему и записался на консультацию. Неделю спустя мы встретились в его чудесном доме на Шугарлоуф-роуд с видом на залив Сан-Франциско.

Перейти на страницу:

Все книги серии Ирвин Ялом. Легендарные книги

Лжец на кушетке
Лжец на кушетке

Роман Ирвина Ялома "Лжец на кушетке" — удивительное сочетание психологической проницательности и восхитительно живого воображения, облеченное в яркий и изящный язык прозы. Изменив давней привычке рассказывать читателю о внутреннем мире и сокровенных переживаниях своих пациентов, доктор Ялом обращается к другим участникам психотерапевтических отношений — к самим терапевтам. Их истории рассказаны с удиви — тельной теплотой и беспощадной откровенностью. Обратившись к работе доктора Ялома, читатель, как всегда, найдет здесь интригующий сюжет, потрясающие открытия, проницательный и беспристрастный взгляд на терапевтическую работу. Ялом показывает изнанку терапевтического процесса, позволяет читателю вкусить запретный плод и узнать, о чем же на самом деле думают психотерапевты во время сеансов. Книга Ялома — прекрасная смотровая площадка, с которой ясно видно, какие страсти владеют участниками психотерапевтического процесса. В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Ирвин Дэвид Ялом , Ирвин Ялом

Психология и психотерапия / Проза / Современная проза / Психология / Образование и наука

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее