Как я стал знаменитым, худым, богатым, счастливым собой

— Не является ли государственная политика в области счастья своеобразным бременем? Нация, обязанная быть счастливой, не тяготится ли этим? — спрашиваю я.

— Бутан никогда не заявлял, что мы счастливые люди, — парирует он. — Мы говорим о том, что мы стремимся поднимать Валовое Национальное Счастье. Это цель.

— Но многие люди в Бутане, в деревнях, даже не слышали о ВНС, — замечаю я.

— Нет, но их жизнь составляет ВНС.

Хороший ответ. Может быть, всего лишь умный — может быть, больше. Я не уверен. Мы болтаем в течение нескольких минут. Он ест свои момо, я опираюсь на край моего стула. Он — чрезвычайно важный человек незначительной нации. Я — ничтожный человек из чрезвычайно важного государства. Так или иначе, эти два обратных факта компенсируют друг друга, создавая некую симметрию между нами.

Он говорит о своих поездках в Америку, где его принимали как рок-звезду в предсказуемых местах вроде Беркли. («Это удивительно, какие у вас красивые помещения везде».) Он говорит о необходимости создания индексов счастья. («Правительства реагируют только на данные».) Теперь у него, кажется, есть много времени для меня, и, мне кажется, даже слишком много времени, учитывая, что он является третьим самым влиятельным человеком в Бутане. Наконец он заканчивает свою последнюю момо, и я считаю это поводом, чтобы сказать «до свидания».

Мероприятие «Почувствуй ВНС» заканчивается через некоторое время традиционным бутанским народным танцем. Каждый движется по кругу, что является универсальной геометрией народных танцев, и качается в унисон мелодичной музыке. Я стою в стороне, когда кто-то хватает меня за руку, и совершенно неожиданно я превращаюсь из наблюдателя в участника.

Как правило, участие в массовых мероприятиях меня угнетает. Но есть что-то невыразимо притягательное в этом простом народном танце. Руки вверх. Раз, два. Шаг вправо. Три, четыре. Я был где-то между пятью и шестью, когда заметил министра внутренних дел, кружащегося в танце вместе со всеми остальными. Почему, интересно, он это делает? Является ли это бутанским эквивалентом политического пиара на камеры? Нет. Здесь нет камер. Министр внутренних дел, третий самый влиятельный человек в Бутане, танцует, потому что все бутанцы танцуют. Ни больше, ни меньше.

Когда музыка стихает и люди возвращаются в зал, я ловлю себя на мыслях о доме. Американские политики, вероятно, тоже вели себя так давным-давно, до тех пор, пока консультанты и фокус-группы не высушили искренность в их жилах. До тех пор, пока мы не перепутали форму и содержание.

На следующее утро я просыпаюсь рано, вздрагивая от плохого сна, который не могу вспомнить. Сегодня длинный день. Я увижу Ринпоче в деле. После завтрака я направляюсь к его двери. Снимаю свои ботинки (учитывая количество грязи в Бутане — эта идея прагматична более чем где бы то ни было). В доме две комнаты. Одна для духовного исцеления, а другая — для просмотра телевизора.

В последней множество стульев и большой телевизор «Panasonic», из которого орет индийский фильм.

Я предпочел переместиться из ТВ-зала в комнату исцелений и принялся наблюдать. Комната пылает темно-синими и желтыми цветами. Она выглядит как тибетский сувенирный магазин после взрыва. Повсюду танка[4], картины, музыкальные инструменты. Множество подношений от благодарных (или все еще надеющихся?) пациентов. В основном деньги, конечно, но есть и фрукты, печенье, большие пластиковые бутылки Coca-Cola и Fanta. На стене висят ожерелья и нечто, похожее на золотую олимпийскую медаль. Позже я узнал, что это действительно олимпийская медаль, подаренная в знак признательности американским пловцом, страдающим от болезни Паркинсона. В комнате четыре или пять человек, все сидят спокойно, словно ожидая судебного слушания с высокими шансами получить решения в свою пользу. Происходящее дальше действо не показалось мне особо благородным, но я держу свои мысли при себе. Люди стоят на коленях перед Ринпоче, который сидит на некоем деревянном алтаре, ноги сложены, глаза закрыты. Он поет тихо, и лицо его немного напряжено, как если бы он страдал от запора. Мужчины поднимаются одновременно, Ринпоче благословляет их. Они уходят. Вот и все.

Я теперь один в комнате с Ринпоче, но он как будто не замечает меня в течение нескольких минут. Он продолжает петь, глаза закрыты. Вдруг он говорит.

— Это вазелин, — он поднимает маленькую баночку, чтобы я мог ее видеть. Интересно, что он собирается с ней делать? — Прежде мы использовали коровье масло для благословений. Но это работает намного лучше. Хорошо заживляет раны и помогает от болезней.

Я прошу его объяснить, что происходит во время благословений.

— Я концентрируюсь на божественном духе. Не Будде, но абсолютном божестве. Я отражаюсь в нем, как в зеркале, растворяюсь в божестве, мы становимся одним.