Как я стал знаменитым, худым, богатым, счастливым собой

Мы не можем называть его Корпусом Счастья США, но именно этим он и является: попытка переделать мир в наше собственное счастливое изображение. Я чувствую жалость к волонтерам Корпуса Мира в Молдове. Я договорился встретиться с группой добровольцев. Мой приезд с нетерпением ждут. Я — свежая кровь, новая пара ушей, чтобы слушать их. Я нахожу достаточно приятное кафе, одна половина которого располагается в закрытом помещении, а вторая — на уличной террасе. Мы сидим, едим салаты и пьем пиво. Довольно скоро начинаются жалобы.

Эбби, чирлидер, блондинка, начинает. Она пошла в банк, чтобы снять деньги со своего счета. Но кассир не позволил ей. «Он все время говорил: „Зачем вам нужно снять деньги? Вы уже снимали вчера“. — „Я не могла поверить своим ушам. Это мои деньги“».

«Они не знают, как относиться к клиентам», — говорит другой доброволец. Каждый здесь имеет различные страхи, большие или маленькие. Плохая рыба, например, как я сказал, поймана в загрязненных реках и может быть смертельной. Самая большая жалоба, однако, является про очереди и тех, кто лезет без нее. «Этот не первый пришел, но первый обслужен, это самое противное», — говорит Эбби. Отсутствие доверия является еще одним популярным страхом.

«Друзья не доверяют друзьям. Если плохие вещи случаются с друзьями, люди думают: хорошо, может быть, это не случится со мной», — говорит один из добровольцев.

Коррупция является еще одной темой. Широко распространена покупка дипломов, так что молдаване не спешат идти к врачам. Они подозревают, и не без причины, что врачи купили свои докторские степени. Таким образом, радиус недоверия расширяется.

Марк — тридцатидвухлетний выходец из Денвера. Мне он нравится. Он говорит на испанском и мечтал поехать в Южную Америку, но Корпус Мира послал его в Молдавию. Он жалуется на то, что все, что в его квартире, работает неправильно: гремящие трубы, скрипучие двери. Он работает в центре для жертв домашнего насилия.

Он видит только одну женщину в неделю, что, как убежден Марк, больше говорит о том, как мало женщины обращаются за помощью, чем о масштабах бытового насилия в Молдове.

Марк обеспокоен тем, что Молдова начинает воздействовать на него. Однажды женщина подошла к нему на улице. Она сказала: «Марк, что случилось с тобой? Раньше ты улыбался. Я больше не вижу тебя улыбающимся», — и я подумал, что она права. Я больше не улыбаюсь. Что со мной случилось?

— Это не то, как Корпус Мира должен работать. Молодые, веселые и вообще фанатичные американцы должны привить чувство надежды в безнадежности. В этом случае, кажется, молдаване посмеются последними. То есть если бы они смеялись.

Эти некогда радостные американцы не могут дождаться, чтобы уехать из Молдовы. До этого момента они справляются с помощью пива. Эбби любит делать вид, что она находится в Греции. Тепло, много деревень, и у них есть сыр фета, хотя здесь он на самом деле не очень хорош.

Я в основном слушаю, поглощая их обиды, как губка. Я не могу поверить, что все здесь так мрачно. «Ну, конечно же, должно быть что-то хорошее в жизни в этой стране. Это место должно иметь какие-то спасительные черты».

Словоохотливая группа внезапно замолкает. Каждый человек смотрит вниз, на свои салаты. И наконец кто-то, Марк, я думаю, говорит: «Фрукты и овощи. Они очень свежие».

«Да, — подхватывают другие с энтузиазмом, — очень свежие фрукты и овощи».

Я возвращаюсь в отель. В моем полулюксе жарко, очень жарко. Я спускаюсь вниз к стойке регистрации.

— Где находится кондиционер?

— О нет, сэр, в номере полулюкс нет кондиционера. Только в комнате люкс.

— Могу я в таком случае перейти в люкс?

— Нет, сэр, это невозможно.

— Могу ли я получить вентилятор?

— Нет, сэр. Это невозможно. Но вы можете принести свой.

Я включаю телевизор. Национальные каналы пытаются продвигать молдавскую культуру. Из того, что я вижу, она состоит из женщин в этнических нарядах, танцующих по кругу, руки на бедрах, в то время как человек, одетый в павлинью шляпу, поет. Я засыпаю, сплю плохо. На следующее утро я спускаюсь, чтобы встретить Джоанну для завтрака. Она — еще один доброволец Корпуса Мира. Она прожила здесь почти два года. Все говорили, что я должен встретиться с Джоанной.

Она ждет меня в кафе отеля, грязном месте с официанткой, которая широко известна как сучка, которая никогда не улыбается. Она, вполне возможно, самая мрачная официантка из всех, которых я когда-либо видел в своей жизни. В любом месте. Вчера было много споров о том, улыбалась ли когда-нибудь эта Сука. Кто-то сказал, что да, они видели ее улыбку, а остальные быстро отмахнулись, что это гримаса, а условия освещения создали иллюзию улыбки.

Джоанна и я заняли место и сделали наши заказы из маленьких картонных меню. Выражение Суки не может быть истолковано как улыбка при любых условиях освещения. Джоанна просит меня передать соль и принимается крошить ее в свой кофе. «Я — человек-соль», — заявляет она в ответ на мой недоуменный взгляд. Джоанна, оказывается, добавляет соль практически во все и делает другие «странные пищевые вещи» — привычка, доставшаяся ей от матери.