Как я теперь живу

Несколько часов спустя мы проснулись все в поту. Снова мы быстро продолжили наш путь в мрачной тишине, несмотря на усталость и чувство голода. Никто из нас больше не упоминал инцидент с грибами.

Прошло два дня с того момента, как мы вышли к реке, и я выяснила, что если мы не заблудились, то через день подойдем к Кингли.

Я старалась не думать о том, что ожидает нас там.

Не имело смысла думать об этом. Или я могла бы решить вернуться назад.

Глава 26

Наша тропинка закончилась извивающейся бетонированной дорогой, достаточно широкой для одной машины. Дорога уходила вниз. На каждой стороне возвышалась огромная живая изгородь, поэтому стоять там было все равно, что стоять в котловане с низкой серой крышкой, а точнее небом.

Птицы пели и щебетали, летая туда-сюда и, возможно, думая, что же мы там делали, так как в течение долгих месяцев этот дикий мир принадлежал только им. Нам совершенно не нравилось стоять на дороге у всех на виду. Любой мог подъехать к нам сзади, потому что нам негде было спрятаться — только скатиться вниз с полуметровой горки. Но вместе с чувством страха мы испытывали приятное возбуждение от того, что мы были Где-то.

Судя по карте, до Кингли нам оставалось меньше мили. Мы не имели ни малейшего представления, куда нам идти. Разве что нам встретится полицейский или дружелюбный молочник и покажет дорогу к Ферме Гейтсхед.

Мы прошли четверть мили мимо заброшенных и заколоченных домов и подошли к дорожному знаку, указывающему на Кингли, Хоптон и Астлвиз. Надеясь на лучшее, мы продолжили идти дальше, и тут, удивительное дело, на следующем повороте увидели выцветшую вывеску «Аллея Гейтсхед». После этого мы с Пайпер перешли на бег.

Никто из нас не хотел думать о том, что мы обнаружим, дойдя до фермы. Но не важно, как сильно я пыталась успокоиться, я не смогла остановить надежду и волнение, заставляющие биться мое сердце быстрее, а Пайпер, казалось, покрылась неестественным румянцем.

Через полмили мы стали думать, что, возможно, ошиблись дорогой, но продолжали идти, потому что не оставалось ничего другого. В конце концов, мы подошли к воротам и вывеске и паре молотилок, оставленных на месте молотьбы. Чувство тревоги стало перерастать во что-то более сильное и темное, когда мы вошли в ворота, потому что мне нисколько не понравилась атмосфера этого места.

С дороги ферму не было видно, но мы увидели много птиц, кружащих над чем-то слева от нас. Мы стали осторожно продвигаться вперед и, наконец, вышли к повороту и увидели главный сарай и никаких признаков жизни. Мне захотелось развернуться и побежать, что есть сил, потому что не надо было быть гением, чтобы понять, что все те птицы кружили там не просто так.

Я представляла, что мы будем делать, если Враг захватит ферму, и Айзек с Эдмундом будут взяты в заложники. Но мне приходилось представлять, что они все еще живы, потому что никто, обладающий хоть малой долей здравого смысла, не способен пройти неделю почти без еды, веря в возможность плохих новостей.

Но не всегда выпадает возможность выбирать, какие новости тебя ожидают.

На минутку поставьте себя на наше место: подойти к заброшенному месту в серый сентябрьский день; месту, которое должно быть наполнено животными и жизнью; но все что вы находите — это ничего, никаких признаков людей, только внушающее страх отсутствие любых звуков, ничего, кроме больших черных птиц в воздухе и кучи ворон, стоящих неподвижно и смотрящих на тебя.

А потом мы увидели лис.

Сперва я подумала, какие они красивые, лоснящиеся, откормленные и яркого оранжево красного цвета с острыми маленькими умными лицами. Мне даже не пришло в голову задуматься, почему их было там так много и почему они не убегали.

И зачем им было это делать. Это был рай. Мертвые повсюду, и когда вонь настигала вас, ее ни с чем нельзя было сравнить. Когда вы слышите, как кто-то говорит, что что-то пахнет смертью, поверьте им, потому что только так можно описать этот запах — гнилой и настолько отвратительный, что ваш желудок пытается вылезти через глотку. Если ваш мозг работает, он хочет выпрыгнуть из черепа и бежать, что есть сил, с вами или без вас, лишь бы не узнавать, откуда доносится этот запах.

Преодолев такой путь, я не знала, как можно было не продолжить идти. Мои ноги продолжали движение вперед, но, подойдя ближе, я увидела, что некоторые тела были телами людей. Холод пронзил меня. Не важно, что я найду, я не собиралась кричать или плакать или что-то еще.

Внутри у меня все заледенело.

Передо мной птицы выклевывали мертвое лицо, дергая за кожу, и при помощи клюва отдирали фиолетовые полосы плоти от костей. Они взлетели вверх на несколько секунд, когда я махнула рукой, чтобы посмотреть на то, что осталось от него. К тому времени по размеру телу и одежде я поняла, что это не Эдмунд, и если это не Эдмунд, тогда это точно не Айзек и не Осберт.

Дальше лежало еще больше тел.