Как я убил Плутон и почему это было неизбежно

Подробно описав свою проблему в письме, я отправил e-mail одному астроному из Йельского университета, Дэвиду Рабиновичу. Дэвид был одним из создателей той самой камеры. Вскоре он присоединился к нам с Чедом и стал полноправным третьим членом команды по поиску планет. Если кто и знал разумное решение проблемы камеры, это был Дэвид. На все вопросы он сразу же отвечал: с этим ничего нельзя сделать.

Единственным решением, я думаю, было бы создание еще более усовершенствованных программ. Однако теперь у Чеда была новая работа и новые обязанности, поэтому он не мог провести следующие два года за написанием новых компьютерных программ, как в прошлый раз. Даже если бы он остался работать над этим проектом, не думаю, что была возможность как-то их усовершенствовать. Все мои мысли были только о том, как избавиться от тридцати семи тысяч фальшивых объектов, но при этом не избавиться случайно от настоящих.

Был один выход: я мог отказаться от своей затеи. Отказаться от проекта и объявить о том, что в Солнечной системе нет других планет. Я даже начал подумывать, что это была неплохая идея. Как я уже говорил, шансы обнаружить новую планету были ничтожно малы, а попытка найти ее была слишком самонадеянной, если не невозможной. Если и нужно было остановиться и прекратить наши неудачи, то сейчас было самое время.

Мне было нужно чье-либо мнение. И я отправился в мое любимое кафе с одним из моих аспирантов, Антонином Буше, к чьему совету я бы обязательно прислушался.

«Я выдохся, — сказал я ему. — Мы исследовали огромную площадь неба, и если бы там что-то было, мы бы уже давно нашли это. Новая камера ужасного качества, и я не думаю, что мы можем продвинуться дальше в наших поисках».

Я выплеснул на него все свои аргументы и показал ему область неба, которую мы успели изучить за все это время, а также рассказал о ничтожных шансах найти что-либо еще. Как итог всех моих рассуждений, я показал ему данные, полученные с новой камеры.

«Ты псих», — ответил он.

«Нет, нет, нет», — возразил я ему и снова стал приводить аргументы. Вот что не так с этой камерой! А вот как отлично теперь движется наша работа!

«Нет, честно, ты сумасшедший».

Мы выпили еще по чашке кофе. Потом я описал ему, какой я представлял себе Солнечную систему и почему мне теперь ясно, что там не могло быть ничего больше Плутона. А теперь в небе появилось целых 37 тысяч движущихся объектов за одну ночь! Это невозможно!

Тогда он спросил меня: «Ты на самом деле веришь в то, что там ничего нет?»

«Да», — ответил я.

«Тогда скажи мне, что ты будешь чувствовать, когда однажды утром ты откроешь газету и прочтешь о том, что кто-то нашел новую планету именно там, где ты и не искал?»

Я было снова потянулся за кофе, но вдруг остановился: «Уф-ф-ф… Но этого не случится, потом)? что это конец Солнечной системы, дальше ничего нет».

«А что, если ты неправ?»

И в самом деле, что? Десять лег назад никто и подумать не мог, что за Плутоном может что-то быть, и все это время люди смотрели на меня, как на сумасшедшего. Даже двумя годами ранее никто думал, что в нашей Солнечной системе есть такой крупный объект, как Кваоар, думали лишь о том, что человек, который проводит все свое время, глядя в небо, и вправду сумасшедший. Сказать по правде, тогда я не очень заботился о том, что думали остальные, так почему меня это начало волновать сейчас?

«Ты на самом деле знаешь, что там ничего нет?» — снова спросил меня Антонин.

Так. Хорошо. Нет. Я не знаю этого наверняка.

«Тогда скажи, что на самом деле заставило тебя опустить руки?»

Да то, что работа была невыносимо тяжелой; да то, что теперь у меня не было помощника. Да то, что я не был уверен в том, что смогу справиться в одиночку. Да то, что я работал над этим пару недель и будто уперся в стену.

Когда я оглядываюсь назад и вспоминаю этот разговор, который состоялся больше пяти лет назад, мне кажется, что он резко изменил мою жизнь, точно так же, как тот момент, когда я увидел Дайен в дверях 200-дюймового телескопа Хейла. Десять лет барахтанья в неведении завершились тогда. Теперь это продлилось всего несколько месяцев, но я продолжал барахтаться. Сейчас я понял, в чем заключалась моя проблема, и не мог все бросить. Моя самая большая проблема заключалась не в том, что камера делала некачественные снимки, и даже не в том, что программы были недостаточно хороши. Моя самая большая проблема заключалась в том, что из астронома я превратился в нормального человека. Я придавал слишком большое значение тому, что думает большинство людей, потому что сам стал одним из «большинства людей».