Читаем Как я училась быть любимой полностью

Василия Васильевича мне подложила милая подружка. Затасканные аргументы насчёт краткосрочности бабьего века, уходящего поезда, возрастных физиологических изменений, легли в благодатную почву апофеозного отчаяния. Я сдалась.

Василий Васильевич мужчина в возрасте что-то от сорока пяти до семидесяти, в зависимости от освещения и настроения. Формой и содержанием напоминал перезрелый огурец – жёлтый, прыщавый и абсолютно бесполезный в хозяйстве. Едва это кривоногое безобразие появилось на пороге квартиры, мне захотелось набить Лёльке её красивую морду. Ослепив железными коронками, шаркнув ножкой, Вася слюняво припал к ручке, и торжественно протянул две коробочки «Лимонных долек». С моей стороны – ползарплаты на стол, ползарплаты на парикмахерскую и маникюр.

Плотно закусив, Василий Васильевич, сделал комплимент моим кулинарным способностям, и выразил горячее желание и в дальнейшем питаться подобным образом. В ответ – пленительная улыбка перманентного идиота. Во время чаепития кавалер в одно касание уговорил коробку «Лимонных долек», ссыпал в кружку оставшийся сахар, и со счастливой миной, вылакал хлёбово.

– Люблю дольки, до ужаса. Мамаша моя, Царствие Небесное, была женщина скуповатая, и нас ребятишек, семерых наплодила, во как! не баловала. В детстве мечтал: вырасту, каждый день буду дольки себе покупать. Но, конечно, каждый день не получается – накладно очень, а вот в особо торжественных случаях, позволяю.

Смердя «Примой» и бросая тревожный взгляд на остатнюю коробку, Василий Васильевич делился планами на жизнь.

– Ты мне подходишь. Жить будем у тебя, мою квартиру сдавать станем, деньги на книжку. Машину хочу. А ты сколько получаешь?

Подумав, что маленькая зарплата отпугнёт любителя лимонных долек, объявила четверть получаемой суммы.

– Ну а подработать у вас нигде нельзя? – с трогательной надеждой поинтересовался Вася.

– Какое там! Боюсь, вообще с работы выгонят.

– Чего ж сразу то не сказала? И я дурак расслабился. Ну, тогда разговаривать не об чем? Пойду я.

Жалея впустую потраченного времени и денег, я всё же была счастлива, что относительно легко отделалась от перезрелого перца. Но рано радовалась, рано благодарила судьбу. Тёмную Васину голову, неожиданно посетила светло-мутная мысль.

– У нас в конторе, я ведь начальник большой, над слесарями командую, место паспортистки освободилось. Оклад небольшой, а вот подношения всяческие очень даже хлебные. Не будешь клювом щёлкать, такими знакомствами обрастёшь, что я тебе дам! Ну, кое-что, конечно, подскажу, введу, так сказать, в курс дела. Опять же у меня на глазах, кто знает, чем вы там, на работе занимаетесь, а так догляд постоянный. Баба без жёсткой руки вмиг борзеть начинает.

Я кисло пообещала подумать.

– Ну вот и хорошо, вот и умница. Тут ещё вот что… ты бы это… – по-детски симпатично смутился Василий, – справку, что ли, принесла.

– Какую справку? Из домоуправления?

– От, глупая! – смачно сплюнул на ковёр Вася, – из кожвендиспансера.

– Зачем?

– Так, это, в койку ляжем, а я думать стану, волноваться.

– О чём?

– Ну, как об чём! Вдруг ты заразная какая. Я проблем со здоровьем не хочу. Хочешь спать со мной, – гони справку!

На такое откровенное хамство я даже обидеться забыла.

– А вы что же от всех женщин справки требуете?

– А то! Вообще говоря, предпочитаю иметь дело с поварихами, официанточками, на худой конец продавщицами продуктовых магазинов.

– Почему?

– Так у них медосмотры каждые три месяца проводятся. Тут не забалуешь, справочка всегда имеется.

– Простите, а у вас есть справка?

– Какая такая справка?

– Из кожвендиспансера, а то от женщин требуете, а сами-то, небось, к венерологу носа не кажете.

– Мне это ни к чему, – сказал как отрезал Вася. – Я разборчив в связях, с кем попало, в койку не прыгаю. Так что будь добра, через неделю предоставь документ. Ну а там глядишь, и осчастливлю тебя. Не пожалеешь! Всё по высшему разряду! Всё бодро! Но нечасто, имей в виду. Так что сильно рот не разевай.

Я взбесилась, но взбесь придержала до поры до времени. Эмитируя чувственный экстаз (глубокое грудное дыхание, высунутый ослабленный до предела язык, заведённые ко лбу скошенные глаза), пробормотала томно:

– Мне просто не терпится убедиться в ваших словах, и познать, наконец, блаженство, которое я верю, вы способны подарить женщине. А проблем с кожвендиспансером не будет, я девственна.

Примитивная жизненная радость маньяка мешалась с неверием, но простодушно-наивная мордашка избранницы развеяла сомнения. Воодушевившись произведённым эффектом, я продолжила:

– Есть только маленький нюанс, уж и не знаю, говорить вам до свадьбы или нет…

Василий напрягся, но раздираемый любопытством, всё же придвинул свой стул поближе ко мне.

– Говори, говори моя хорошая. Какие могут быть тайны между будущими супругами? В это ухо говори, в левом у меня вата с мазью. Ну, так чего там? Ты не бойся, говори.

Вася взопрел, на его красной, заскорузлой шее, в бешеном темпе пульсировала жила, выдавая тревогу и нетерпение хозяина.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза