Как я украл миллион. Исповедь раскаявшегося кардера

А мы все гонимся за «бентли» и миллионами… Видеть, как растет твой ребенок, — вот что по-настоящему важно! Семь лет тюрем и лагерей понадобилось мне, чтобы понять эту простую истину.

Десять лет своей жизни я отдал кардингу. Выйдя первый раз из тюрьмы, я не только не «завязал», но и начал рассылать спам. Сейчас я пробую себя в писательском деле. Чем я займусь завтра — неизвестно. Никто из людей ничего не знает наперед. Уверен я только в одном: ни суд, ни самый жесткий приговор, ни тюремная администрация не смогут изменить мои взгляды, если только я сам не захочу меняться.

Какие-то выводы я уже сделал. А до чего-то только предстоит дойти. Поэтому пока еще я все так же сижу в тюрьме. И все не могу к этому привыкнуть… В нашей секции сильно накурено и не до конца выветрился запах жареной картошки (которую в зоне, слава богу, все еще продают). Термометр за окном показывает минус два, но уже отключили батареи (в Беларуси режим тотальной экономии). По радио, рассчитанному на недоумков, в сотый, нет, в тысячный раз играет «Бутырка». Я запрыгиваю на свою «пальму», достаю тетрадь и дописываю последние строчки этой книги. Все, что в ней написано, — правда. И все это останется со мной навсегда. На дворе идет снег. Наверное, последний в этом году. Я с головой укрываюсь телогрейкой, закрываю глаза и нажимаю на «play».

Ах, какой белый снег, ах какой белый снег за окном!
Сколько ж вышек стоит в этом царстве снегов окаянном?
Зябкий лагерь, нахохлившись, словно уснул белым сном,
И как будто он кружится в замкнутом круге стеклянном.
И уж если такое везенье мне выпадет вдруг
И знакомые скажут: «Да он уже освободился», —
Я поеду на юг, я, конечно, поеду на юг,
Я когда-то на юге, когда-то на юге родился, —

напевает Шуфутинский в наушниках моего «айпода», —

Я сойду на перрон, позабытый своим городком,
Я сниму свою шляпу, сниму свою мятую шляпу,
Поздороваюсь с кем-нибудь, с кем-нибудь, кто незнаком,
С кем не шел никогда, с кем не шел никогда по этапу.
Я хочу подержать на ладонях простой виноград,
Я хочу приласкать на груди свою старую маму.
Я так буду там рад, я всему буду рад, очень рад
И не стану тянуть ни туза, ни пиковую даму.

А этапы идут на восток, все идут на восток,

И мелькают одно за одним все похожие лица,
От страны лагерей материк так далек, так далек,

Да Охотское море свинцовым туманом дымится.

Я не знаю, за что навсегда полюбил Магадан
И в Нагаевской бухте затертые льдинами баржи.
Так зачем же порой достаю из-под нар чемодан?
Я до времени стал суетлив и, наверное, старше.

Не хочу я в бараке ни с кем ни про что говорить,

Мы с годами становимся здесь донельзя молчаливы.
Но ночами встаю и все чаще иду покурить,
И спиной остро чувствую боль чьих-то взглядов пытливых.
И не скрыть от себя, и не скрыть этот липкий испуг,
Что навеки повязаны все в белом чертовом круге…
Но мне надо на юг, мне так надо, так надо на юг,
Я хочу умереть, я хочу умереть лишь на юге.

Ах, какой белый снег, ах, какой белый снег за окном,

Ах, какой белый снег…

Исправительная колония № 8, г. Орша, март 2012 года.

Выражение признательности