Как я увела жениха с чужой свадьбы

Я села на кровати. Поймала одеяло, прижала к груди. Из одежды на мне по-прежнему были одни трусы. Состояние… Состояние — ну не в пример лучше, чем вчера. Немного першило горло, слегка кружилась голова, но и только. Я некоторое время созерцала спящего на полу Ярослава, пытаясь разгадать эту загадку. А потом на меня снизошло озарение. И я зажала себе рот рукой. Нет, пожалуйста, нет, только не это!

Именно в этот момент Ярослав проснулся.

Поворочался, потом сел, поморщился. И хмуро на меня уставился. А я же смотрела на него просто с ужасом. Если я опять, как в последний раз с Яриком…

Ой, пристрелите меня сейчас же. Из милосердия! Как мне теперь Огареву в глаза смотреть?!

Вы думаете, что я преувеличиваю? Так вы ж ничего не знаете!

Я тоже не знаю, но догадываюсь. С чего Ярослав на меня так мрачно смотрит. А потом вдруг проблеск памяти, всего краткий, но его хватило, чтобы меня накрыло острое желание забиться под одеяло и там стонать от стыда.

Собственно, это я и сделала. Скрутилась в комок, в попытках сделать вид, что меня тут нет.

Не проканало. Матрас прогнулся под весом Огарева. Меня легонько ткнули — а поскольку ему трудно было определить в шаре под одеялом, где что — то толчок пришелся аккурат под пятую точку.

— Куда спряталась? Ничего не хочешь потрогать? — я отозвалась нечленораздельным стоном. — Точно не хочешь? А ночью ты проявляла такой бурный интерес к моему телу…

— Это не я! — я таки вынырнула из-под одеяла — взъерошенная и наверняка красная. — Это пирогены!

— Это кто? — вздернул бровь Ярослав. — Это лучшие друзья Джонни и Джека?

Мне срочно захотелось обратно под одеяло. А ведь я сказала абсолютную правду. За то время, что мы прожили вместе с Яриком, он попал под раздачу один-единственный раз. Потом несколько недель мне жаловался и припоминал, как я, под высокой температурой, то пыталась его изнасиловать, то побить. И все это практически без перехода. Вот такая вот у меня дурацкая реакция на высокую температуру, совсем не соображаю, что делаю. И жаропонижающие на черта не помогают. Спасает меня только то, что это все длится недолго, редко дольше суток. Но в это время быть рядом со мной крайне непросто.

— По крайней мере, я не пыталась тебя побить, — буркнула я, закутываясь в одеяло.

— Я прямо чувствую, как мне повезло, — фыркнул Огарев и встал. Смачно потянулся, демонстрируя под задравшейся футболкой плоский мохнатый живот. Перехватил мой взгляд и ехидно ухмыльнулся.

— Точно ничего не хочешь потрогать?

Отступать мне было некуда. И я пошла в наступление.

— Спасибо, за ночь натрогалась.

Улыбка сползла с лица Ярослава, и он повернулся ко мне спиной.

— Ладно, пошел я чайник ставить и порошок тебе разводить.

Он и в самом деле ушел. А я осталась наедине со своей рефлексией и чувством стыда. Рефлексировать и стыдиться мне было чего.

Ярослав действительно вчера возился со мной — мерил температуру, ужасался, предлагал вызывать врача, приносил теплый чай и разведённое в кружке лекарство. Даже холодный компресс мне на лоб сооружал — с уксусом.

А я, знаете, что в итоге сделала? Я сказала, что хочу с ним обниматься и чтобы он лег в постель. Он лег — но я теперь не могла вспомнить, с каким выражением лица. Но зато я отчетливо помнила его шипящий выдох, когда я засунула руку ему в штаны.

Да. Да! Не имею ни малейшего представления, что мною в такие моменты руководит! И какие кони, свиньи и самолеты носились в моем сознании. Зато отчетливо помню, как кололи ладонь жесткие волосы, до которых не добирались чудеса эпиляции. Как ладно лежит в ладони его плоть.

И тут я снова застонала. Только я, со своим фирменным везением, могла такое сделать!

Но лежал он в ладони действительно ладно. И скользил в ней тоже как надо. И еще я помнила, как Ярослав обреченно стонал. И как в какой-то момент, видимо, не выдержав, со всей силы сжал мою ягодицу. Но… но… кажется, это и все. Не могла же я прохлопать, что у нас было что-то большее, чем это тисканье?

Я аккуратно исследовала свое белье и обработанные шагарингом области. Там вроде было как в рекламе памперсов — тепло и сухо.

В дверях показался Огарев с дымящейся кружкой, молча поставил ее на тумбочку. И собрался уйти, но я не дала.

— Ярослав…

— Ну? — он не оборачивался.

— У меня мозги от перегрева совсем отключаются. Что бы я ни делала сегодня ночью — я не нарочно.

- Нечаянно? — он таки обернулся. Мрачный. И небритый — вдруг поняла я.

— Да, — я сглотнула, потянулась за чашкой. И зажмурилась от наслаждения вкусом теплого кисло-сладкого напитка.

— То есть, ты почти голая, в одних трусах, два часа игралась со мной, как с игрушкой — и это все совершенно случайно? — уточнил Ярослав. Я почувствовала, что в этот момент цветом лица сравнялась с цветом волос. А Ярослав методично продолжал меня добивать. — Напевать гимн и при этом гладить меня по паху и приговаривать: «При исполнении государственного гимна всем встать» — это тоже нечаянно?