В рукодельном классе я прежде всего захотела научиться вязать чулки на чулочной машине и шить на машине. Шить руками я уже умела, потому что еще у матери я научилась шить наряды куклам. Вязанию крючком и на спицах я тоже училась в классе быстро все понимала, но у меня не хватало терпения чересчур механически выполнять эту работу да еще следить за тем, чтобы иной раз не спустить петлю. Сумки из шпагата и даже гамаки я научилась делать, и, кажется, весьма недурно, ибо воспитателям и педагогам нравились сделанные мной сумки, мне даже стали приносить заказы, т.е. кто-нибудь приносил из дома шпагат просил меня связать сумку. За работу мне платили деньгами и ходили со мной в магазин, чтобы я сама могла купить что-нибудь. Это мне очень нравилось, тем более что это поощряло мое желание работать и быть полезной другим.
Однако, несмотря на то что я без особого труда и усилий училась вышеуказанному рукоделию, оно меня только временно увлекало, но если я долго занималась тем или другим вязанием, у меня почему-то часто разбаливалась голова, а иногда мне делалось совсем плохо. Я этому очень удивлялась, так как не понимала что меня просто утомляет такая однообразная механическая работа, от которой меня ничего не отвлекало, ведь я не получала зрительных, ни слуховых впечатлений, на которые могла бы переключаться хотя бы на несколько минут. Я думала, что становлюсь больной, когда много шью или вяжу. Постепенно я забрасывала рукоделие и больше интересовалась занятиями, которые не были столь утомительны.
Так, например, я полюбила лепить что-нибудь из пластилина и замечала, что эти занятия не так быстро утомляют меня. Это вполне понятно: моя мысль творчески работала над тем, что и как следует сделать. Но прежде чем начать лепить тот или иной предмет, я должна была припоминать все детали того предмета, с которого я снимала копию. Если я, например, хотела вылепить чайник или корзинку с фруктами, я сначала должна была осмотреть эти вещи, потом отодвинуть их и на расстоянии представить чайник, который я как будто еще осматриваю руками и вижу его. Точно такой же мыслительный процесс происходил в моем мозгу, когда я хотела вылепить корзину с фруктами. Я воображала, что осматриваю корзинку, ощущаю пальцами все ее детали, а затем ощущаю фрукты — яблоки, груши, сливы, которыми мысленно наполняю корзинку.
Все это было для меня очень интересно и совсем неутомительно, ибо работала мысль, образ одного предмета последовательно сменялся образом другого предмета. Это уже были зародыши анализа и синтеза, весьма своеобразного творческого процесса, как следствия моего образного мышления и тактильного восприятия.
Но не только такие занятия, при которых больше работала мысль, меньше утомляли меня, чем рукоделие, но даже такой физический труд, как стирка, уборка комнаты, приготовление пищи и т.п., нравился мне больше, был для меня легче всякого вязания и вышивания. А позднее, когда я начала учиться письму, чтению, речи, заниматься по общеобразовательным предметам, я окончательно поняла, что для меня рукоделие скорее вредно, чем полезно: во время рукоделия у меня как будто притуплялись мысли, слабела память, потом появлялось физическое ощущение какого-то покалывания и легкого щекотания по коже лица и головы, наконец, начиналась слабость и руки бессильно опускались. Умственный же труд утомлял меня значительно меньше: мои мысли настолько прояснялись, что мне казалось, будто я физически ощущаю это прояснение, память становилась лучше, появлялось хорошее настроение и желание побольше заниматься умственно, побольше узнавать о том, чего я еще не знаю.
Благодаря всем этим ощущениям я начинала понимать, какой труд для меня более доступен и полезен. И к тому, что мне было нужно, чего требовали мои умственные запросы, я упорно и неуклонно стремилась, не успокаиваясь и не останавливаясь на своих достижениях. Все это происходило со мной не в первый год моего пребывания и обучения в клинике, а в течение целого ряда лет.
Чтение книг. Понимание прочитанного. Дневник