Он лениво погладил ее грудь.
— Чего ты ждешь, благоприятного положения планет?
— Пока не время для решительных действий.
— Тогда расскажи мне. Я тоже хочу послушать.
— Нет-нет, — прошептала она, отзываясь на его ласки. — Ты не захочешь участвовать в этом. Ты сочтешь это оскорблением великому человеку, потому что ты англичанин и должен высоко ценить его.
Диккан приподнял голову.
— Веллингтона? — Он рассмеялся. — Милая девочка, разве ты не слышала? Великий Веллингтон и я искренне ненавидим друг друга. Однажды я украл у него любовницу. Он считает, что на мне дурно сидят костюмы.
Мина улыбнулась, как довольная кошка:
— Какая ерунда! Но в любом случае ты ведь не станешь возражать против нашей маленькой игры? Мы хотим лишь немного унизить его, того, кто и не подумал защитить всех тех смелых солдат, которые выиграли войну. Им нужна их законная плата за перенесенные страдания. А он тратит врет, развлекая французов, вместо того чтобы потребовать у правительства выплатить долги. Ему должно быть стыдно.
— Француженка беспокоится об английских солдатах?
Мина застыла, будто Диккан ее ударил.
— Бельгийка, чья любимая кузина замужем за одним из этих смелых людей. Она слишком горда, чтобы положиться на меня. И вместо этого полагается на вашего герцога. — Мина сплюнула, словно этот самый герцог был у ее ног. — Бельгийцы тоже умирали за него. А он забыл их всех.
Диккан снова улыбнулся своей загадочной улыбкой:
— Да, действительно, забывчивость недостойна великого человека. Но надо ли ему мстить?
— Обязательно. Для этого потребуется много людей. Удар будет нанесен публично.
Диккан небрежно пожал плечами:
— Тогда мне надо будет разузнать его планы на октябрь и снова встретиться с тобой завтра в этом же месте.
Она провела пальцем по его груди.
— А тебе удастся добыть сведения столь быстро?
— Удастся. — Он медленно и страстно поцеловал ее, к негодованию Грейс. — Жаль с тобой расставаться. Если бы я только мог навсегда переехать сюда.
Мина играла влажными волосами у него на затылке.
— А как же твоя жена?
— Калека?
Грейс вздрогнула, решив, что ослышалась. Ее сердце замерло, пока она ждала продолжения. Но голос Диккана был совершенно равнодушным.
— Она не станет возражать, — ответил он, поглаживая грудь Мины. — Я женился на ней, но ни за что не стану спать с ней вместе.
По телу Грейс пробежали волны холода и жара. Сердце медленно стучало в груди. Она боялась разрыдаться, а ведь не плакала с того дня, как ушла ее мать. Трещина в ее душе стала еще шире. То, что она так долго защищала, лелеяла и взращивала в своей душе, начало разрушаться. Что-то такое нежное и хрупкое, и для того чтобы разрушить его, требовалось совсем немного. Диккану почти удалось это сделать всего несколькими словами.
Она не стала спрашивать разрешения мистера Карвера. Просто повернулась и вышла из комнаты. Он схватил ее за руку у парадной двери. Грейс слышала, как дядя Доус, тяжело дыша, спускается за ними вниз по лестнице.
Грейс не могла смотреть на них обоих.
— Не знаю, — ответила она, — смогу ли я выполнить ваше поручение.
Оба мужчины долго молчали. Потом Карвер тихо произнес:
— Но ведь вы поняли, что они собираются отнюдь не унизить Веллингтона. Они хотят его убить.
Грейс не могла отвести от него взгляда, и внезапно странный свет в глазах собеседника напугал ее. В это время к ним подошел дядя Доус, отдуваясь и бормоча извинения.
Грейс выдернула руку и отступила назад.
— Если я это сделаю, — сказала она, потирая руку, — как мне вас найти?
— Я сам свяжусь с вами. Но если я вам вдруг понадоблюсь, знайте, я каждый день езжу верхом в парке. — Мистер Карвер подождал, пока Грейс наденет плащ, и распахнул для нее дверь. — И еще одно, миссис Хиллиард. Никому об этом не говорите, даже леди Мертер. И прошу вас не обращаться к правительству. Мы не знаем, кому там можно доверять, а кто примкнул к заговорщикам.
Она не ответила. Не обращая внимания на предложенную дядей руку, Грейс вышла на улицу.
Вернувшись домой, она молча разделась, распустила волосы и облачилась в ночную сорочку. Грейс опасалась, что стоит ей произнести хотя бы слово, и она начнет рыдать, как потерявшийся ребенок, пока не утратит последние остатки гордости и самоуважения. Самое ужасное то, что она была по-прежнему возбуждена от увиденного. Тело не желало подчиняться ей. Ему не было дела до чести, предательства или стыда. Оно испытывало голод. Голод по Диккану. Когда ушла Шредер, Грейс закрыла глаза, словно могла спрятаться от самой себя, и, следуя наставлениям своих подруг из гарема, избавила себя от мучений, мысленно представляя Диккана, который яростно овладевал своей любовницей. Но облегчения не наступило. Весь остаток ночи Грейс пролежала без сна, не двигаясь, боясь утратить последние остатки самообладания и отдаться нахлынувшей боли.
Как мог Диккан пойти на такое? Как можно было заставлять ее смотреть? Как ей теперь взглянуть в глаза Диккану, дяде Доусу или другим своим знакомым, когда у нее в ушах, словно смертный приговор, все еще звучат безжалостные слова мужа? «Я женился на ней, но ни за что не стану спать с ней вместе».