— Значит, тебя наказали?
— Нет, лишь предупредили. Не о чем беспокоиться. А теперь доедай ужин.
— Ты останешься на дипломатической службе? — спросила она. — После встречи с Гадзуксом я подумала, тебя может заинтересовать разведение лошадей.
— Гадзукс больше друг, нежели вложение капитала, — подумав, ответил Диккан. — Конечно, я не против получить от него жеребят, но не хотел бы превращать его в племенного жеребца. Он станет отвлекаться.
Грейс улыбнулась, вспомнив поджарого саврасого коня.
— Бедняге не позавидуешь.
Диккан слабо улыбнулся. Они лишь намеком коснулись своего будущего, словно могли отложить неизбежное. Словно оказались за одним столом во время светского ужина, едва знакомые друг с другом и объединенные лишь условностями этикета. И все-таки Грейс не удавалось полностью подчинить себе свое тело. Всякий раз, когда рука Диккана оказывалась близко, по ее коже словно пробегал ток. Когда он улыбался, пусть даже и равнодушно, она с трудом подавляла желание улыбнуться в ответ. Ей хотелось прихорашиваться перед ним, хотя она понимала, что это бесполезно и даже смешно. Он никак не выдавал своего намерения отправиться в спальню, но тело Грейс продолжало надеяться. Она была исполнена неуверенности и нетерпения. Ее охватил душевный трепет, в то время как у Диккана был такой вид, словно он в очередной раз обхаживает младшего члена королевской семьи.
И только когда со стола сняли скатерть, Диккан выдал себя. Он как раз рассказывал Грейс о своих впечатлениях о путешествии ко двору в Санкт-Петербурге, когда за последним официантом закрылась дверь. Он замолчал и огляделся, словно с удивлением заметив между ними пустой стол. Поднялся и нервно расправил складки сюртука.
Заметив его растерянность, Грейс почувствовала себя немного лучше.
— Диккан?
Взяв бутылку коньяка с тележки и налив себе бокал, он подошел к окну и посмотрел вниз. Оставшаяся за столом Грейс не знала, как ей себя вести. Это он из них двоих был опытным. Он должен найти непринужденные слова, одарить ее улыбкой, которая послужит сигналом к продолжению вечера.
— Полагаю, служанка тебя ждет, — сказал он, не оборачиваясь.
Грейс почувствовала мимолетное раздражение. Странный человек.
— Она действительно была замужем за солдатом? — не удержавшись, спросила она.
Диккан быстро взглянул на нее.
— Да. Тебе не к чему будет придраться.
Но это уже случилось. Грейс не знала, как выразить чувство беспокойства, которое она испытывала при виде Шредер. Не говоря ни слова, она поднялась и пошла в спальню. Барбара была уже там с самодовольной улыбкой на лице. Грейс собиралась отчитать ее, но тут же все поняла. На высокой кровати под балдахином лежал самый невероятный наряд.
Материал цвета полуночного неба, такой темно-синий, что его истинный оттенок был виден лишь при движении, словно отблеск крыла черного дрозда.
Грейс поняла, что дрожит.
— Боже мой! — почти благоговейно прошептала она.
— Если это его не привлечет, — пообещала Шредер, — значит, он уже утратил мужские качества.
Грейс с трудом выровняла дыхание. Ей надо будет это надеть? Она останется почти обнаженной, а к такому она не привыкла. Все эти годы, что Грейс провела в армии, она научилась искусно закрывать свое тело.
Но этот наряд для ее мужа. До сих пор он не видел в ней женщину. Вероятно, это поможет ему передумать.
— Что ж, — сказала она, резко выдохнув, — надо приступать.
Барбара улыбнулась еще шире, и обе женщины принялись распускать густые волосы Грейс и избавляться от простой одежды, чтобы облачиться в творение мадам Фэншон. Ощущая жар в прохладной комнате, Грейс отослала Барбару и принялась ждать мужа.
Она ждала долго.
Ей не хотелось забираться на кровать, словно она была предназначенной для жертвоприношения девственницей. Вместо этого она свернулась клубочком в кресле с высокой спинкой, обитом тонким пшеничным шелком, и положила на колени книгу о египетских путешествиях, словно собираясь читать. Посмотрела в окно. Перелистала страницы. Принялась считать удары часов в гостиной. Насчитала четыре раза, а Диккан все не появлялся. Где же его черти носят?
Грейс чувствовала себя униженной. Ей было страшно. Ее охватили воспоминания о том дне, когда они волею обстоятельств оказались в одной постели. Соблазнительное тепло его тела, сводящее с ума прикосновение его рук. Сожаление от того, что она остановила его прежде, чем его руки дотронулись до ее живота. Теперь она ожидала возвращения Диккана, словно ее тело существовало в унисон с его запахом. Его вниманием. Его приказаниями. Он еще не открыл дверь, а она уже испытывала волнение.
Когда часы пробили полночь, Грейс решила, что с нее довольно. Возможно, Диккану неловко, но не больше, чем ей. Неужели он подумал, будто ей приятно, если с ней обращаются, как с тем толстым принцем, с которым он был вынужден проводить время?