Где есть вода, там есть жизнь. Странно видеть в тысячах километров от моря маленьких крабов, копошащихся в прозрачной воде арыков, рыбу всевозможных пород, живущую в Кара-Кумском канале, рыбу-маринку, плавающую в кристально чистой и холодной воде подземных пластов воды, иногда глядящих на чистое голубое небо сквозь маленькое окошечко глубоких колодцев-кяризов.
Развалины старых городов, мазаров, стен из песчаника окунали в таинство "Тысячи и одной ночи", в развалах слышался гомон больших базаров, торговля до хрипоты за один-два теньге, которые пропивались тут же в чайхане свежезаваренным ароматным кок-чаем и кусочками кристаллического сахара-навата. Пробегающий по развалинам варан уносил во времена ящеров, а окаменевшие триллобиты с внутренностями, превратившимися в белый мрамор, говорили о том, что на дне древнего моря нужно быть очень осторожным.
Любая старая утварь, сохранившаяся в юртах живущих в песках пастухов-кумли, так и тянула к себе, говорила: потри меня, я джинн, который живет в этом сосуде не первую тысячу лет, и я выполню все твои желания, даже самые сокровенные. Вероятно, не я один был обуреваем такими мыслями, потому что иногда на закопченных стенках высоких кувшинов-кумганов, в которых варится чай на костре, находятся светлые пятна от песка, которые оставлены такими же мечтателями, как и я.
Обыденность повседневной жизни скрашивалась вечерними посиделками у огромного арбуза и большого чайника зеленого чая, бодрящего и утоляющего жажду. Разговоры, как это всегда бывает, крутились вокруг прошедшего дня, вспоминались интересные эпизоды и смешные случаи, которых происходило очень много с молодыми людьми, имевшими мало опыта и брошенными в самостоятельную взрослую жизнь. Тон задавал старый холостяк, носивший капитанские погоны, тонкие усики, считавшийся нами неотразимым Дон-Жуаном, но бывший, как потом оказалось, человеком очень застенчивым и чувствовавшим себя уверенно только в чисто мужской компании: