— Ты испытываешь мое терпение, — шепчет подруга. — Я доверила бы тебе жизнь, а ты такую мелочь не можешь рассказать, даже не сам секрет. Я, между прочем, твоя лучшая подруга!
— Так и есть, но не в этом дело. Это не просто какое-то там глупое признание или сплетня. Это серьезно, и тебе придется довериться мне, основываясь на уже известном. Потому что большего сказать я не смогу.
Подруга вскидывает руки.
— Мне известно только то, что по какой-то причине вчера ты отказалась от своих слов ради придурка, который тебя обидел. Я хочу верить, что у тебя есть на то веская причина, иначе бы ты не была собой. Однако я не могу поддержать тебя, оставаясь в неведении. Дай мне хоть что-то. Хоть какой-то повод быть за тебя. — Она наклоняется ко мне, пытаясь отыскать в моем лице столь необходимый для нее ответ.
— Значит, не поможешь? — отвечаю вопросом на вопрос. — Что ждать от других, если даже ты мне не доверяешь?
— Я доверяю тебе, но бороться вслепую не стану! Я никогда не пошла бы против тебя, знаешь сама. И я сделаю все от меня зависящее, чтобы донести до Алека твои добрые намерения. Хотя едва ли он станет меня слушать без твоих объяснений. Не стоит просто так ждать от людей участливости.
Я бы оскорбилась за отказ от помощи, но честно ли это? У Вайолет всегда на все есть свое мнение. Дай я ей разъяснения, и она встала бы за меня горой. То, что она поступило иначе, отнюдь не свидетельствует о слабости нашей дружбы, просто это в ее характере. Не может она вступиться за кого-то без своего на то мнения. Я это принимаю. Она такая, какая есть, и я уважаю ее за это. Глупо было ждать чего-то иного.
— Я понимаю, Ви. Хотелось бы мне рассказать тебе больше. Прости. Передай Алеку мои извинения.
Вайолет заключает меня в крепкие объятия
— Ты можешь рассказать мне все, что угодно. Пожалуйста не замыкайся.
— Постараюсь, хотя будет сложновато, меня ведь теперь все ненавидят.
— Уверена, у тебя была причина так поступить. И раз таково твое желание — наплюй на мнения остальных. Это лишь горстка слушков, никому нет до них дела.
— Спасибо, Ви, — шепчу я в ее плечо.
Успокоенная моим молчанием Тиана удаляется.
— Всегда пожалуйста.
Не проходит и доли секунды, как до мамы доносятся мои рыдания.
Я скидываю рюкзак на кровать и падаю на подушку, давая волю чувствам. Страхи, переживания, страдания от утраты приливной волной вырываются из меня, и я сжимаюсь в комок, захлебываясь рыданиями. Я так вымотана, словами не передать, как мне все осточертело.
Трусиха.
— Райли? — Мама залетает ко мне, захлопнув за собой дверь ногой, устремляется к кровати. — Что случилось, милая? Почему ты плачешь? — Устроившись на краю матраса, она приподнимает меня и укладывает к себе на колени. С трудом сквозь пелену слез я различаю ее обеспокоенное лицо. — Кто-то наговорил тебе гадостей?
Я качаю головой и устало вытираю глаза.
— Тогда что? Ну же, что тебя так расстроило?
— Я так облажаааалась, — задыхаюсь я. — Причинила людям боль. Друзья меня презирают.
— Разумеется, это не так. — Мама крепче сжимает меня в объятиях. — Глупости какие, друзья тебя очень любят.
Ее поддержка немного успокаивает, и я нахожу в себе силы приподняться и опереться об изголовье кровати. Мама передает мне носовой платок, и я поспешно стираю улики своего срыва, но лишь для того, чтобы снова залиться слезами. Как это прекратить? Физически невозможно.
— Мам, я так облажалась, — слезы душат, утираю глаза. — Наделала дел и даже не уверена, хочу ли их исправлять. Как мне быть?
— Зависит от ситуации. — Мама обнимает меня за плечи и крепче прижимает к себе. — Расскажи же. Маме можно доверить все.
Мы с мамой всегда были невероятно близки — она мне как старшая сестра. Отца рядом нет, не считая чеков раз в месяц, Кейтлин тоже выслушать не может. Остались мы с мамой, мы — опора друг другу. Если я и могу кому-то обо всем рассказать, так это ей.
Со слезами на глазах я поднимаю взгляд на маму и мгновенно чувствую прилив тепла. Я расскажу ей. Она не станет меня ненавидеть.
— Год назад я совершила ошибку, — медленно выговариваю я. — И, кажется, сейчас за нее расплачиваюсь.
— Какую ошибку?