Как любят кумиры. Звёздные романы: Нежность

Родные И. Смоктуновского живут небогато. Еще когда Филиппу было 20 лет, родители купили ему квартиру у метро «Кунцевская». Теперь вдова актера ее сдает. Без этих денег им пришлось бы совсем туго, ведь пенсия у вдовы маленькая, Филипп не работает (он получает только пособие по инвалидности), а Мария работает в музее МХАТа и получает копейки. Кроме этого, у Смоктуновских есть еще кооперативная квартира недалеко от подмосковного поселка Икша, за которую им надо платить ежемесячно 5 тысяч рублей. Сдавать ее нельзя, иначе отберут, что однажды уже пытались сделать.

Любовь СОКОЛОВА

В 1940 году 19-летняя Люба Соколова стала студенткой актерской школы при «Ленфильме», и у нее появились первые поклонники. Но очень долго ни одному из них не удавалось завоевать сердце девушки. Вот ее собственные слова: «Когда я пошла в артистки, мама мне сказала: «Ты идешь в такой особый мир, поэтому запомни: чужой муж – не твой муж!» И я на всю жизнь это запомнила. И всех, кто за мной ухаживал, я первым делом спрашивала: «Вы не женаты?» И все отлетали! Но потом я влюбилась…»

Возлюбленным Соколовой стал Георгий Араповский, или Юра, он был на десять лет старше. Ухаживал Юрий самоотверженно и красиво: на шестой этаж на руках ее носил. Выйдя за него замуж (в мае 1941 года), Соколова вошла в очень интересную семью дворянского происхождения. Жили молодые, что называется, душа в душу. Но их счастье разрушила война.

Вспоминает Л. Соколова: «Ленинград попал в блокаду. Моя учеба закончилась. Я пошла на завод слесарем по металлу, чтобы свои 250 граммов хлеба иметь. Мужа по зрению в армию не взяли, он и свекровь тоже устроились на завод. Мы все жили на работе: я на своем заводе, муж – на своем…

А 31 июля 1941 года, в день моего рождения, со мной произошла удивительная история: ко мне Николай Чудотворец приходил. Шли со свекровью по улице, и вдруг к нам мужчина подходит… Кареглазый, в кепочке (такие тогда сезонники носили), с бородкой и усиками. Смотрит на меня и говорит: «Ты будешь хлеба есть вот по стольку (и пальцами показывает, что, мол, крошки), но жива будешь, и счастлива будешь… А зовут меня, – говорит, – дядя Николай. Если тебе что-нибудь нужно будет, ты проси, и тебе на меня каждый укажет. Только «Отче наш» выучи… И еще вот такую фразу…» И сказал мне фразочку по-немецки, а потом отошел и – исчез, просто растворился. Свекровь мне говорит: «Повезло тебе, Люба. Это ж Николай Угодник был». А мне что, мне двадцать лет, подумаешь, Угодник! Но фразу немецкую я запомнила. Блокада началась, голод, люди на улицах падать стали, а другие люди – их есть. Трупы валялись, и у кого-то печень была вырезана, у кого – ягодицы… Страшно. А под Ленинградом всегда немцы жили, наши, не фашисты. И я стала к ним ездить. Фразочку ту скажу, они мне лопатку дадут, я им огород перекопаю, и мне кто картошку, кто луковичку, кто молочка подольет… Другой раз тащу это домой, свекровь говорит: «Господи, Люба, кормилица ты наша!..» Потом она умерла от голода, а муж мой первый от голода умер. Когда на заводе кто слабел, валился у станка, его относили в подвал умирать. Так и Юру моего унесли…»

Следующей за мужем и свекровью должна была по всем приметам отправиться и Соколова (она весила тогда 50 килограммов), однако ее ангел-хранитель отвел от нее беду. Пошла Соколова в свое бывшее общежитие при педагогическом институте, и подруги устроили ее к себе, дали на руки эвакуационный лист. По нему она могла получать пайку хлеба, которая оказалась очень кстати. А вскоре наши войска освободили Тихвин, и туда пешком потянулись первые эвакуируемые. Среди них была и Любовь Соколова. Она вспоминает: «Едва дошли до Финляндского вокзала, как нашим глазам предстала ужасная картина: прямо на вокзале полным-полно мертвецов: и сидят, и лежат целыми семьями. Не успели, значит, выбраться из этого ада. Хорошо еще хоть мороз стоял, а то представляете, что бы началось, если бы оттепель наступила? Пока ехали в поезде до Ладожского озера, тоже страху насмотрелись: вдоль железнодорожного полотна из снега где нога торчит, где рука, где голова – выброшенные из поезда умершие люди…»

Когда миновали Ладогу, многие облегченно вздохнули, хотя испытания еще не кончились. Стоило людям оказаться в относительной безопасности, как их организм расслаблялся, и на него тут же нападали всякие хвори. Десятки людей стали валиться с ног от различных болезней. Слегла и Соколова. Две недели она пролежала пластом на станции Ям Ярославской области. Ее окружали десятки больных, которые, за неимением квалифицированных медсестер, вынуждены были ухаживать друг за другом сами. Много людей тогда умерло. Но Любовь Соколову и на этот раз спас ее ангел-хранитель. Едва оклемавшись, она на первом же поезде доехала до родного Иванова. Но дойти до дома сил уже не хватило. Хорошо, что возле самого вокзала жила мамина подруга – в ее дверь Люба и постучала…