Как меня спасали

Вот я увидел, как Аглая появилась над краем обрыва и, волоча по дерну шест, пустилась меня догонять. Вот она поравнялась со мной. Ее пальто, коленки и даже подбородок были заляпаны грязью; бледное лицо было обращено ко мне, и маленькие темные глаза смотрели на меня так пристально, что казалось, она вот-вот оступится и полетит с обрыва. Несколько секунд она бежала молча вровень со мной, потом слегка обогнала льдину, остановилась и опустила с обрыва шест.

– Прыгай! Прыгай! Тут близко!

Как она ни тянулась, но от конца шеста до меня было не меньше двух метров. Я молча проехал мимо.

Аглая снова обогнала льдину, снова остановилась и снова опустила шест.

– Прыгай! Тут близко. Плыви!

– Не умею. Совсем! – сказал я вдруг очень отчетливо и громко.

Аглая ничего не ответила. Она опять затрусила рысцой вдоль обрыва. По лицу ее было видно, что она теперь уже не знает, зачем бежит.

– Ма-ма-а! – позвал я громко, тоже не зная зачем.

Аглая бежала, молчала и смотрела на меня.

– Ма-ма-а-а! – крикнул я еще протяжней.

Вдруг Аглая взглянула куда-то вперед, приостановилась, о чем-то думая, а потом рванулась и побежала так быстро, что конец шеста, который она волочила, запрыгал по бурой траве.

Очень медленно, осторожно я повернулся, чтобы посмотреть вперед. Льдина колыхалась при каждом моем движении, ноги у меня тряслись.

Аглаю я увидел метров за десять впереди. Она уже не бежала. Она сидела на берегу, свесив ноги вниз. Возле нее под обрывом топорщился одинокий ивовый куст, нижние ветки которого мокли в воде.

Еще не поняв, что хочет делать Аглая, я машинально нагнулся и вытянул руки вперед. Дальше все произошло очень быстро. Льдина почти поравнялась с Аглаей. Аглая, как была – в сапожках и в пальто, скользнула с обрыва. Всплеснулась вода, полетели брызги... Конец шеста, выброшенного Аглаей, заскреб по краю моей льдины. Я сел на корточки и что было сил вцепился в мокрое дерево.

– Прыгай! – услышал я голос Аглаи.

Но я не прыгнул. Я только цеплялся за шест. Сначала меня потащило со льдины, потом ноги мои уперлись в какой-то бугорок. Я увидел голову Аглаи в воде под кустом, увидел ее красную руку с побелевшими косточками, цеплявшуюся за ветку, увидел другую руку, державшую противоположный конец шеста...

– Прыгай! Прыгай! – снова закричала она, но прыгать уже было не нужно: подтянутая шестом льдина причалила к берегу по другую сторону куста, да так удачно, что рядом с ней на обрыве оказался выступ.

Я перешагнул на него и даже ног не замочил. Как я выбрался наверх, как вскарабкалась туда Аглая, я не запомнил. Я только помню, как она предстала передо мной в потемневшем от воды коричневом пальто, с забрызганным лицом. Некоторые время мы молчали и только смотрели друг на друга. Приоткрыв рот, Аглая дышала, как паровоз. Нижняя челюсть у нее дрожала крупной дрожью.

– Живой, – шепнула она тихо.

Тут я немного пришел в себя и заплакал:

– Дура противная! Из-за тебя все это!..

Я замахнулся на свою спасительницу, но она не заметила этого. Она смотрела через мое плечо куда-то вдаль.

– Бежим! Вот люди! Бежим! – закричала она и пустилась к ближайшему проулку между фабричными заборами.

Я оглянулся. От моста по тропинке вдоль берега, растянувшись неровной цепочкой, к нам бежали люди. Бежали мужчины, бежали женщины, бежали ребятишки... Впереди всех, уже метрах в пятидесяти от нас, переваливаясь с боку на бок, бежала толстая тетенька в черном пальто, с красной кошелкой в руке.

Я повернулся и пустился к проулку вслед за Аглаей. Всю дорогу мы молчали, и лишь в воротах дома Аглая проговорила:

– Смотри никому не болтай, слышишь? Скажи, что я нечаянно в воду упала: стала на льдину, поскользнулась и упала... Слышишь? Заболею, наверное, теперь.

Аглая не заболела. На следующий день она вышла во двор как ни в чем не бывало. Я молчал о своей поездке на льдине, молчала об этом и Аглая. О славе она больше не вспоминала.

Только теперь, через много лет, она позволила мне рассказать эту историю.

1962 г.