Как много событий вмещает жизнь

Хорошо помню те события и тогдашние позиции тех, кто принимал ключевые решения. В сентябре 1992 года меня избрали депутатом Верховного Совета России, и в конце октября в этом качестве я отправился в Южную Осетию, в Цхинвал. Необходимо было обстоятельно познакомиться с положением дел в республике и проинформировать парламент России о развитии ситуации после введения миротворческих сил в зону конфликта, внести предложения по поддержке жителей и продвижению миротворческого процесса, в котором Россия играла основополагающую роль.

Когда мне стало известно, что произошло в Пригородном районе, я принял решение немедленно возвращаться во Владикавказ и выехал из Цхинвала.

Во Владикавказ прибыл ранним утром 2 ноября и сразу же направился в Дом правительства. Там проходило заседание республиканского актива с участием депутатов, министров, директоров предприятий, руководителей общественных организаций. В президиуме находились Георгий Хижа, заместитель председателя правительства России, и Ахсарбек Галазов, председатель Верховного Совета Северной Осетии. Георгий Степанович Хижа был известен в стране не как политик, а как опытный хозяйственник, руководивший крупнейшим ленинградским предприятием электронного приборостроения «Светлана». В новой роли он чувствовал себя неловко и уклонялся от ответов на острые вопросы.

Было ясно, что разговор будет долгим, и через какое-то время я вышел из зала, чтобы сделать несколько звонков в Москву. В это время по телевидению передали срочное сообщение о том, что Президент РФ Б. Ельцин подписал указ «О введении чрезвычайного положения на части территорий Северной Осетии и Ингушетии». Выслушав изложение документа, я испытал чувство тревоги. Из сообщения следовало, что в зоне чрезвычайного положения органы республиканской и районных властей не смогут осуществлять свои полномочия, а вся система республиканской власти – и исполнительной, и законодательной – будет передана в подчинение создаваемой Временной администрации. Получалось, что республиканские органы власти утратят возможность влиять на ход событий. При этом нарушались конституционные нормы, лишались полномочий избранные народом депутаты, включая и высшее должностное лицо республики, каковым в тот период был председатель Верховного Совета Северной Осетии.

Я немедленно вернулся в зал и попросил срочно предоставить мне слово. Хижа не стал возражать и дал возможность выступить вне очереди. В зале находилось более пятисот человек, и я сообщил им о своем восприятии только что услышанного указа Президента. По рядам пошел шум недовольства. Было ясно, что предпринимается попытка ввести прямое президентское правление, которое камуфлирует признание захвата части района состоявшимся. После моего выступления Хижа заявил, что не готов давать исчерпывающие ответы, и объявил перерыв.

Тут же стало известно, что Галазову позвонил Ельцин и с раздражением спросил, почему Дзасохов мутит воду и пытается оспорить уже принятое решение. Тот не только не возразил Президенту, но усердно поддакивал. Тем не менее уже через день, 4 ноября, появился новый текст указа, в котором Ельцин внес изменения в предыдущий документ. Теперь вызвавший всеобщее недоумение пункт формулировался так:

«На территории Северо-Осетинской ССР на период чрезвычайного положения органы исполнительной власти Северо-Осетинской ССР подчиняются Временной администрации.

Верховным Советом Северо-Осетинской ССР осуществляется законодательная власть».

Это была победа здравого смысла. И не важно, что в Кремле мое выступление на республиканском совещании о неприемлемости первого текста Указа вызвало раздражение. Более того, как иногда водится, были и доносы в Центр, далеко не от рядовых людей в нашей республике.

Можно лишь догадываться, как могли развиваться события, если бы Ельцин не подтвердил легитимные полномочия республиканского парламента. Ведь режим чрезвычайного положения мог затянуться на очень продолжительное время, что при полном вакууме республиканской и местной власти имело бы крайне негативные последствия.