Как можно быть язычником

В своей автобиографии Карл Г. Юнг рассказывает о «мгновении необыкновенной ясности», во время которого произошёл странный разговор между ним самим и чем-то внутри него. «В каком мифе живёт современный человек? — спросил голос. — В христианском мифе, — ответил Юнг. — А живёшь ли в этом мифе ты? — вновь спросил голос. — Говоря с полной откровенностью, нет! Я не живу в этом мифе. — Значит, у нас больше нет мифа? — Да, кажется, что у нас больше нет мифа. — Но в каком мифе живёшь ты?» — «Я чувствовал себя всё более и более неловко и перестал думать, — пишет Юнг. — Я достиг предела» («Моя жизнь»). Именно этого предела достигли и мы. Каким образом его преодолеть?

В «Воле к власти» Ницше пишет: «Действительно ли мораль сделала невозможным пантеистическое утверждение да всему? По сути и в действительности опровергнут и прёодолён был только лишь моральный Бог. Нет ли смысла помыслить Бога по ту сторону добра и зла?». Ответ на этот вопрос с каждым днём кажется всё более ясным. Смерть «морального Бога» — в последней точке «европейского нигилизма» — освобождает место для прибытия «новых богов», чьё «утверждающее действие поддерживает этот мир, являющийся единственным.» (Jean-Luc Marion, art. cit.). Мёртвый бог, о котором говорит Ницше, это лишь труп среди других трупов, и в этом трупе никогда не было ничего божественного: этот «бог» слишком быстро преобразился в бога философов! Когда говорится, что язычество было уже мёртво, когда утвердилось христианство, говорится лишь полуправда: ясно, что без относительного упадка веры предков никакая новая религия не могла бы укорениться. Но при этом забывают сказать о том, что в то же время христианство скрыло от Европы правду о зияющей бездне, оставшейся после ухода древних богов, скрыло от Европы возможность их возвращения. Но сегодня эта бездна открывается: как пишет Мишель Маффесоли, говорить о «смерти Бога» значит также «давать шанс богам» (La violence totalitaire, PUF, 1979, p. 128). Она открывается и, открываясь, вызывает на мгновение глубочайшее беспокойство. Беспокойство, которое само по себе необходимо, потому что его требует «европейский нигилизм». Юнгер пишет: «Миф всегда присутствует и, когда приходит время, поднимается на поверхность подобно кладу[87]. Но, согласно гетерогенному принципу, он поднимется только благодаря совершенному движению, достигшему своей наибольшей мощи. Однако в этом смысле механизмом — только движение, крик новорождённого. Чтобы вновь завоевать миф, нет необходимости возвращаться назад: мы встречаемся с ним, когда времена сотрясаются до самых своих основ под воздействием крайней опасности» («О человеке и времени»). Вот что предстоит нам: узнать, свяжут ли боги вновь свою судьбу с нашей, как они делали это раньше.