Как можно быть язычником

Как единство противоположностей Бог неизбежно оказывается по ту сторону добра и зла. Очевидно, что подобная точка зрения совершенно исключена в иудео-христианском единобожии. Если Бог всемогущ и бесконечно добр, почему он терпит зло, каким образом возможно зло? Католическое богословие, когда оно не отступает перед этой «тайной», отвечает обычно на такой вопрос, обращаясь к понятию свободы воли и утверждая, что человек должен заслужить своё спасение (то есть просто обходит проблему). В любом случае, ответственность может лежать только на человеке, независимо от того, исходит ли зло от Бога или от человека. Поскольку Бог является абсолютным совершенством, от него не может исходить ничто несовершенное или злое. После убийства Авеля, когда Яхве спрашивает Каина о судьбе его брата, тот напрасно стремится переложить вину на своего собеседника. («Каин сказал: его убил я, но это ты создал во мне Дурную склонность», Мидраш из Тангума на Быт. 1, 9). Луи Ружье (Du paradis a 1'utopie, Copernic, 1979, pp. 41–48) показывает, как при объяснении происхождения зла морализация Бога подразумевает виновность создания. Воплощение абсолютного добра в единственном Боге не оставляет другого выхода: ответственным должен быть человек. Именно это говорит Паскаль: «Нужно, чтобы мы рождались виноватыми, в противном случае Бог будет несправедливым» («Мысли»). (И, как мы уже сказали, именно по причине того, что виновность создания снимает вину с создателя, оправдывает его, можно задаться вопросом о том, не скрывает ли она «вину» этого последнего). Виновность создания подразумевает в свою очередь целую систему спасения и искупления. В иудео-христианстве зло происходит от вины как избыток своей собственной причины. Несчастье, приносимое злом, воспринимается, таким образом, как призыв к его искуплению — чтобы в свою очередь исчезло также и несчастье.

Как мы видели, это приводит к морализации истории. Если народ Израиля познал плен, то причиной этого были его «грехи». Если сирийцы напали на Палестину, то это знак мести Яхве за религиозную неверность Израиля. Неверность народа не может повлечь за собой неверность Бога. «Бог — не человек, чтобы сожалеть», — говорит Тора. Все несчастья древнего Израиля — за возможным исключением некоторых преследований, таких как преследования хасмонейского периода, — истолковываются как отрицательные богоявления, что совершенно логично при взгляде на историю как на богоявление. Катастрофы неизбежно являются «карами». Если всё идёт плохо, значит разгневан Яхве. А почему он разгневан? Потому что «беззакония наши стали выше головы, и вина наша возросла до небес» (Езд. 9, 6).

Поэтому, как замечает Ренан в предисловии к своему «Экклезиасту», мессианская перспектива абсолютно необходима в этой системе, потому что именно она возмещает — и этим оправдывает — существование зла. «День Яхве», говорит Ренан, есть «точка прицела обиженного сознания Израиля». Бог единственен и бесконечно добр. Он справедлив, бесконечно справедлив. Поэтому в один прекрасный день Яхве установит своё Царство, где будут признаны добродетели справедливых. (В христианстве искупление становится возможным через Иисуса — Бога, ставшего человеком). Если бы история не морализироваласъ, она стала бы непонятна с моральной точки зрения.