Как музыка стала свободной

Пять лет он был самым могущественным музыкальным менеджером Северной Америки. Подмастерье Эртегюна оказался рисковым малым, службистом и карьеристом. Ведь такой возможности он ждал всю жизнь. Под его управлением Adantic преобразовался: лейбл теперь вкладывался с риском в новые неизвестные таланты, а 1991 год даже закончил с убытками впервые за всю свою историю. Но все ставки окупились: к 1994году доход утроился. Моррисзанялся такими жанрами, которыми крупный шоу-бизнес традиционно пренебрегал: «жвачный» попсовый рэп или мейнстримное кантри. Среди шедевров Atlantic появились такие хиты,как «Rico Suave»ДжерардоМейя и «I Swear» Джона Майкла Монтгомери (в России эта песня более известна по версии группы Boyz II Men, прим. пер.). Он выработал энергичный,агрессивный управленческий стиль: выбивал большие бюджеты и личные компенсации. Он сталкивался лбом с теми, кто его контролировал, а если они сопротивлялись — добивался их увольнения. К концу 1994 года он с помощью Эртегюна спланировал смелый корпоративный бунт внутри Time Warner, в результате которого стал тем, кем стал — топовым человеком в американской шоу-индустрии, контролировавшим почти четверть рекорд-рынка страны, долю с доходностью примерно в 2 миллиарда долларов, и которому подчинялись все американские уорнеровские лейблы: Warner Brothers, Atlantic, Elektra[26].

Те, кто поднялся вместе с Моррисом, отзывались о нём как о человеке тёплом, открытом и очень харизматичном. Те, кто остались в стороне от этого головокружительного взлёта, критиковали его, сетуя на непоследовательность, упёртость и эго космических размеров. Только самые близкие к Моррису знали его лучшее качество: осторожный аналитический подход к решению проблем. Эта черта его личности тщательно скрывалась. Он казался эдаким балаболом с Лонг-Айленда, у которого всё от сердца. На самом деле у него был диплом университета Лиги Плюща и мозги, заточенные под цифры. Все бизнес-решения он принимал взвешенно, учитывая последствия. Хотя он страстно любил музыку, но, говоря об инвестициях в новых артистов, он говорил языком чётким, почти научным. Один его долговременный соратник говорил, что только много лет спустя понял: этот образ был не случаен, потому что для Морриса быть недооценённым — вариант сохранить власть. «Моррис походил на старого деревенского юриста, — говорил он. — Вам кажется, что вы его обыграли, обошли, но потом оказывается, что он вас просчитал на три шага вперёд»[27].

Итак, сейчас 1995 год. Моррис идёт по коридору на встречу с главным шефом Warner Music Майклом Фуксом. Чувствует себя несокрушимым: на дворе июнь, а у него уже, судя по цифрам продаж, намечается альбом года. А именно — «Cracked Rear View» колледж-рокеров Hootie & the Blowfish. Команда стала суперзвездой студенческих кампусов благодаря публике, носящей шорты до колен и играющей в сокс. Продажи уже около 8 миллионов, а хит «Only Wanna Be With You» как будто специально придумали для магазинов Gap.

Hootie & the Blowfish до этого никоим образом не считались верняком. Все уорнеровские директора по артистам и репертуару их отвергли[28]. Почти все охотники за талантами на крупных лейблах считали, что Hootie & the Blowfish по сути своей — совершенно безликая барная группа, плохо выглядящая на сцене и не умеющая сочинять толковые песни. Моррис так не считал. Хотя, может быть, и соглашался, и принял это как данность, но решил, что это всё не имеет никакого значения. Для него самым важным представлялось то, что популярность группы растёт, распространяясь от Университета Южной Каролины по всей стране.

Этот урок он выучил много лет назад, ещё на первой своей работе в Laurie Records, когда из музыканта он превратился в управленца. В новой должности он обязан был внимательно относиться к цифрам продаж, правда, тогда, в 60-е, следить за ними было не так просто. Магазины не очень охотно делились статистикой, а даже если и готовы были делиться, всё равно — в докомпьютерную эпоху собирать и сортировать данные от тысяч продавцов по всей стране не представлялось возможным. Из-за этого чарты Billboard не считались особенно надёжными, как и статистика проигрываний треков в радиоэфире. Индустрия страдала от банального взяточничества и скандалов, с ним связанными, но даже если никто никому взяток не давал, то диджеи все равно ставили то, что нравилось им самим. В Laurie предоставить Моррису нужные цифры мог только один человек: «офисный планктон», бесконечно далёкий от гламура шоу-бизнеса, то есть тот, кто принимал заказы.