Как мы предавали Сталина

В выступлении не только Якира, но и других подсудимых основной упор был сделан на подготовке поражения в будущей войне, связях военачальников с военно-политическими кругами Германии, Польши и Японии, а также с выдворенным из СССР Л. Д. Троцким. Что касается вооруженного мятежа с захватом Кремля и арестом партийно-правительственной верхушки, именно этот вопрос на процессе почти не затрагивался: «Корк высказал свое недоумение в том отношении, что Тухачевский, Якир и Уборевич знали о кремлевском заговоре с 1931 года, которым руководил Енукидзе, и даже знали все детали плана этого заговора, но почему-то на суде об этом не говорили (выделено нами. – Г.Ф., В.Б.), считая себя заговорщиками только с 1934 года <…> Корк показал, как должен был развернуться заговор в самом Кремле, в который были вовлечены: он – Корк, Горбачев, Егоров, бывший начальник школы им. ВЦИК и Именинников, помполит школы ВЦИК» л. 53.

Разделение в письме Буденного двух заговоров – одного во главе с Тухачевским и другого, того, что планировалось осуществить силами «кремлевской группы» Енукидзе, – совсем не случайно. Такая трактовка характерна для многих документов того времени и встречается, в частности, в конспекте выступления Н. И. Ежова на июньском (1937) Пленуме ЦК ВКП(б) и в стенограмме «бухаринского» процесса 1938 г. Таким образом, письмо Буденного помогает внести ясность в довольно запутанный вопрос: под «заговором Тухачевского» будет правильнее понимать не вооруженный мятеж в Кремле, а государственный переворот, приуроченный к началу войны и готовившийся в сговоре с военно-политическими кругами враждебных держав и с Троцким.

Ставка Тухачевского на развязывание войны и возможность последующего захвата власти косвенно подтверждается другими известными источниками. Так, в донесении японского военного атташе из Москвы за 1934 г. сообщается, что военные (а среди них названы: начальник Штаба РККА И. А. Егоров, командующий ВВС РККА Алкснис и инспектор кавалерии РККА Буденный) и гражданские представители советской власти всеми силами стремятся избежать войны, и «только один Тухачевский, по-видимому, выступает против этой точки зрения». И тот же военный атташе в одной из следующих своих депеш пишет: «Существует предположение о том, что в случае начала войны в ближайшее время среди населения Советского Союза начнется брожение», что, таким образом, увязывает кровавые последствия массовых волнений с исповедуемой маршалом политикой «другой точки зрения». По мнению чехословацкого посланника Богдана Павлу (20.06.1937), судьбу Тухачевского предопределили его расхождения со Сталиным по вопросу преждевременного начала войны, что в таком случае могло бы иметь роковые последствия для всего советского строя.

Заметим: среди всех подсудимых Корк оказался единственным, кто дал показания о заговоре в Кремле. По его словам, Тухачевский, Уборевич и Якир знали все детали этого плана. И на предварительном следствии все трое, а также Фельдман и Корк подтвердили, что им знаком план «дворцового переворота» во главе с Енукидзе. Следовательно, на судебном заседании Тухачевский, Якир и Уборевич по каким-то причинам решили просто уклониться от показаний об их личной причастности к «право-фашистской группе Енукидзе».

Мотивы такого поведения подсудимых нам, увы, не известны. Признание или непризнание еще одного тяжкого преступления никак не могло повлиять на их участь. В таком случае какой смысл дезавуировать показания Корка? Если придерживаться «канонической» версии «инсценировки», тогда тоже будет трудно понять, кому и зачем потребовалось выносить противоречия на процесс? И наконец, совсем не ясно, почему вопрос о первом сценарии заговора – столь важный для Сталина и кремлевских вождей – остался, по сути, без рассмотрения.

* * *

Избранная подсудимыми тактика поведения в суде в реабилитационном «Определении № 4н-0280/57» Военной коллегии Верховного суда СССР послужила поводом для обвинений организаторов процесса в фальсификациях. Со слов Буденного и из других доступных ныне материалов предварительного следствия явствует: высказанная Военной коллегией точка зрения, что подсудимые, «считавшие себя руководителями заговора, обнаружили в суде полное незнание подробностей намечавшегося ими «дворцового переворота», лишена оснований.

Буденный далее разъясняет: «Возникновение заговора относится по сути дела к 1934 году, а до этого, начиная с 1925 года, по выражению Якира, происходила «беспринципная групповщина». Другими словами, шли разговоры о неудовлетворительном руководстве армией, неправильном отношении со стороны руководства партии и правительства к «известным» «большим» людям зиновьевско-троцкистской и правой оппозиции. Также были подвергнуты резкой критике мероприятия партии и правительства при коллективизации 1930–1931 годов.