Как мы росли

В старших классах меня стали насильно возить на дачу, чтобы я там полол траву, и поливал из шланга деревья. Так мне тому, кого весь двор знал как крутого пацана, приходилось гремя ведрами и тяпками на весь двор, попутно ругаясь, что сильно кто громче хлопнул дверью, ехать полтора часа в машине, которую шатало от порывов ветра, слушая пенсионерское радио. Это были выходные позора до выезда и нудятины после приезда. Позже в университете я стал приезжать сюда уже с друзьями повеселиться, когда родители былиы на работе. Набирали с собой еды и выпивки, и сидели на балконе, рассуждая о бренности мира, звенели стаканами. Хмельные потом писали на кирпичных стенах карандашом разные картинки, которые до сих пор висят там как память о тех днях. Тогда каждый мог поупражнять в художественной живописи на стене. Брали с собой гитару, и брынчали ночи напролет любимые песни рок-музыкантов у костра, который мы разводили прямо посреди дороги. И здорово было то, что на сотни метров никого не было, поэтому мы могли орать так громко, как только могли. Нет ничего лучше для ностальгии, чем пропахнувшая костром одежда и волосы, они погружали нас в сказочную страну. Когда голоса охрипевали, откладывали гитару и включали на всю магнитофон, и уже почти шепотом подпевали, смачивая свои осевшие глотки выпивкой. После каждого такого застолья что-нибудь да ломалось, то кружка разбивалась, то стул, то стол, стенка падала, но самой обидной потерей было для меня, когда сломали гриф от гитары, я был расстроен. В конце застолья нам надоедала уже и музыка, и мы выходили на улицу освежиться. Главным ритуалом нашим было ходить пьяными ночью абсолютно голыми до пляжа, чтобы ополоснуться перед сном. И вот три белых зада чешут босиком к берегу, спотыкаясь об острые камни и собственные колени, вдруг слышат девичий смех, — это как красная тряпка для быка. На этот раз мы возвращаемся, быстро одеваемся во что попало, рваное дачное, а я напяливаю старую футболку с эмблемой своей школы. Теперь мы, не торопясь уже ровной походкой идем мимо этой шумной дачи, вглядываясь в окна и вслушиваясь в женские голоса. На наше счастье прямо перед нами на балкон выходит девица и прикуривает сигарету. Мы делаем такой невинный вид, будто каждую ночь здесь прогуливаемся. И тут она кричит нам: «вы из 33?», когда мы уже почти проходили. «ну да, а вы?» «мы тоже!». Так благодаря старой моей футболке у нас завязался разговор, они пригласили нас к себе, но только в беседку на улицу, там мы долго болтали о всякой ерунде, что никто потом и не вспомнил, почему мы проснулись уже в своем доме. Больше мы этих девченок ни разу не видели, ни на дачах, ни в школе, да и не особо искали. На утро болела голова, как арбуз упавший на асфальт. Все просыпались с таким видом, будто не знали кто те парни, которые здесь вчера зажигали. Мы смотрели друг на друга будто впервые видели. Потом шутка за шуткой, и мы просыпались, и обнаруживали, что за один вечер выпили и съели всю провизию, которую привезли на несколько дней пребывания здесь. Выхода у нас другого не оставалось, как идти на старую рыбалку, и заниматься собирательством тех плодов, которые торчали за забором, бродя по длинным пустым улицам. Надо сказать, мы так объедали вишни, абрикосов, и прочих фруктов, что реально наедались. С рыбалкой у нас каждый раз не задавалось, то леску запуталась, то просто лень сидеть весь день не двигаясь. Вот так приезжали не несколько дней, а уже летом на школьные каникулы приезжали на целые месяца. Ездили на разные дачи по очереди, а потом когда нечего было есть, ездили на великах на другие за консервами. На день рожденья собирались огромными компаниями, жарили шашлык и весь день просиживали на пляжи, от чего все сгорали до красной корочки, с сыплющейся кожей. Дачи были нашей заграницей, и надо сказать отдых на них ничуть не хуже иностранных отелей, где больше искусственного и мало настоящего.

Запахи