Как мы спасали челюскинцев

Этого было для меня достаточно, чтобы убедиться в том, что коллектив челюскинцев, находясь полтора месяца на пловучих льдах, остался советским коллективом со всеми свойственными такому коллективу чертами. Однако лекция все-таки была прервана, и мой первый разговор с т. Шмидтом по радио состоялся. Нами был согласован в общих чертах план оказания помощи лагерю. Основная ставка была сделана на самолеты, ожидающиеся со дня на день в Ванкареме. На случай срыва по каким-либо причинам работы самолетов должна была быть подготовлена санная партия. Энергичного организатора в этом деле я нашел в члене чрезвычайной тройки т. Небольсине. Хорошо зная местное население и находясь с ним в прекрасных отношениях, т. Небольсин скоро собрал несколько упряжек, а также указал мне возможность пополнения санной партии и развертывания ее до нужных пределов. В случае перебоя в работе самолетов мы могли окончательно собрать эту партию и выступить с ней на льды в течение двух-трех дней. До начала работы самолетов санная партия не могла сыграть решающей роли, так как в лагере были пожилые и слабые люди, для которых переход на собаках был бы чрезвычайно рискованным. Необходимо было вывезти на самолетах минимум 30–40 человек. Однако блестящая работа советских летчиков, вывезших вскоре всех челюскинцев, лишила меня, т. Небольсина и группы организовавшихся вокруг нас энтузиастов-чукчей возможности пойти на собаках в лагерь Шмидта.

В первом же разговоре по радио я информировал т. Шмидта о мероприятиях, развернутых правительственной комиссией. В это время уже приближался к Панамскому каналу ледокол „Красин". Водопьянов, Доронин, Галышев достигли Анадыря и выжидали окончания свирепствующей метели, чтобы сделать последний перелет до Ванкарема. Каманин, Молоков и Пивенштейн теми же метелями задержались еще ближе к Ванкарему, в районе залива Кресты. Слепневу я дал распоряжение при первой летной погоде вылететь из Нома в Уэллен и затем в Ванкарем. Из Петропавловска-на-Камчатке выходил пароход „Сталинград" с дирижаблями, аэросанями, вездеходами, походными лодками и понтонами, перегруженными на него с парохода „Совет".

После моего разговора со Шмидтом я немедленно информировал правительство о положении на Чукотском полуострове. В будущем ежедневно, каждый вечер, а в срочных случаях чаще, правительство ставилось в известность о событиях, происходивших на северном побережье. Делать это давала возможность сеть полярных станций, развернутая Главным управлением Севморпути к концу 1933 года. Получая в Ванкареме распоряжения Москвы через несколько часов после их отдачи, я вспоминал 1932 год, когда находившийся в этом районе „Сибиряков" часто совершенно терял связь и принужден был передавать в центр телеграммы через тихоокеанские корабли, случайно устанавливавшие с ним связь. Многие телеграммы, отправленные из Москвы снбиряковцам, когда они находились в районе Чукотского моря, адресаты получили но почте в Москве через два месяца после своего возвращения. Постройка в 1933 году полярных станций на Медвежьих островах, на мысе Северном, реконструкция станции Уэллена и почти всей сети полярных радиостанций от мыса Дежнева до Архангельска ликвидировали плачевное состояние связи по побережью, бывшее еще в 1932 году. К моменту аварии „Челюскина" эта связь стояла достаточно крепко.

Полярные станции справлялись со всей идущей корреспонденцией, и только в исключительных случаях корреспондентские телеграммы — а их было немало — передавались с Уэллена в Петропавловск и Хабаровск и оттуда телеграфом в Москву.

Особенно большую нагрузку несла аварийная станция, выделенная в Ванкарем с мыса Северного после гибели „Челюскина", обслуживаемая одним радистом т. Силовым. Почти такую же нагрузку несла станция Уэллена. Здесь вследствие болезни одного из радистов станция обслуживалась неутомимой радисткой Шрадер — единственной женщиной-радисткой во всей сети полярных станций. Опа показала, что советская радистка может стоять на одном из самых ответственнейших постов. Ванкарем обычно работал с лагерем Шмидта, Уэлленом и с мысом Северным.

Последний, сильно обескровленный мобилизацией людей чрезвычайной тройкой, работал с большим напряжением. Но обслуживающий эту станцию радист Хаапалайнен не сдавал темпов и твердо стоял на своем посту. Так же упорно, почти без отдыха сидели у аппаратов радист мыса Челюскина Корякин и радиотехник Григорьев. Ту же картину можно было наблюдать на станции Диксон в Югорском Шаре и на станции Архангельск.

Итак несколько дней мы в Ванкареме напряженно следили за поступающими метеосводками и за приближением средств помощи…