Когда я вновь вернулся из рейса (28 февраля), мне вручили телеграмму с предписанием отправиться с двумя машинами и двумя бортмеханиками во Владивосток. Моя машина, советского производства, отработала полторы тысячи часов без капитального ремонта; ее давно нужно было уже ремонтировать, но наш инженер т. Татарийский хотел поднять престиж нашего производства и предложил мне лететь именно на ней. В один день сменили мотор. Испробовал машины в воздухе и повез их на вокзал для отправки во Владивосток. Я конечно предполагал уже тогда, что меня посылают в лагерь Шмидта, и был доволен предстоящим полетом; мне очень хотелось помочь людям, которые были на льдине, и выполнить распоряжение партии и правительства. Я был уверен в себе. Опыт полетов на Севере у меня есть.
1 марта с бортмеханиками Яковом Савиным и Владимиром Федотовым отправился во Владивосток. Встретив там Галышева, я узнал, что отряд Каманина и пилоты Молоков и Фарих уже отправились на „Смоленске".
Для лучшего сохранения моторов наши машины были отправлены во Владивосток железной дорогой. Но по недоразумению их отправили не скорым поездом, и мы никак не могли их дождаться. Наконец получили распоряжение вернуться в Хабаровск и задержать наши машины. Немедленно я и Галышев выехали в Хабаровск. На второй или третий день после нашего приезда туда же прибыл из Москвы пилот Водопьянов.
Энергично началась сборка трех самолетов и оборудование их для перелета. Работа производилась при непосредственном участии главного инженера Дальневосточного управления т. Филипповича, под руководством начальника управления т. Полякова. 16 марта все три машины с поставленными дополнительно бензиновыми и масляными баками были опробованы в воздухе. Вечером 16-го т. Галышев был выделен командиром нашего звена, а я — его заместителем.
17 марта. Слегка морозное зимнее утро. Температура воздуха — минус 13°. Четыре самолета готовы к вылету. Три из них отправляются на Чукотку по заданию партии и правительства для спасения экспедиции с парохода „Челюскин". На четвертом работник местной воздушной линии Хабаровск — Сахалин пилот Иванов сопровождает нас до Николаевска.
Многие пришли нас проводить. Чувствовалось, что весь коллектив, вся масса трудящихся верит в свое пролетарское детище — Красный воздушный флот. Мы со своей стороны заверили провожавших товарищей, что сделаем все, чтобы выполнить задачу. На эту же тему была составлена телеграмма т. Куйбышеву.
Наконец все готово. Самолеты выруливают на старт. Один за другим, по очереди, взлетают в воздух. После первого же круга образовался строй из четырех машин.
Погода хорошая; только небольшая туманная дымка окутывала горизонт. Мы бодры. Товарищеские проводы создали уверенное настроение, а из головы не выходят люди, которые героически борются там, далеко, на льдине. Как-то особенно медленно тянется время. Хочется быстрее лететь. Но, увы, минут через пятьдесят полета горизонт начинает темнеть и самолеты постепенно снижаются: опасно потерять ориентировку. Запорошил редкий мелкий снег. Туман начал сгущаться.
Видимость пропадает. Идем все ниже и ниже. Высота уже сто метров. Вверх итти нельзя: метеорологическая станция в сводке о погоде предсказала полную облачность и слабую видимость, а трасса реки Амур вьется в тайге и горах. Малейшее уклонение от нее будет означать вынужденную посадку в тайгу и горы.
Уверенно идет ведущий самолет с пилотом Ивановым. Сотни рейсов, сделанных по Амуру, научили Иванова ходить почти в любую погоду по этой линии. Вдруг впереди совсем темная стена: густой снег; не вижу других самолетов. На секунду иногда показывается ведущий, затем моментально теряется. Рука на секторе газа; в любой момент мой самолет может оказаться так близко около других самолетов, что тянуться к сектору будет поздно.
Замечаю, ведущий пошел совсем низко, прямо над снегом и кустарником. Два других самолета исчезли из поля зрения. Беспокоюсь о них, но вместе с тем уверен в пилотах, уверен, что не подкачают ни Галышев, ни Водопьянов.
Через час снег поредел. Видимость немного улучшилась; с правой стороны заметил машину Галышева. Он также держался за мою машину, как я за машину ведущего. Минут через двадцать снег стал совсем редкий, и мы благополучно сделали посадку на промежуточной станции, в Нижнетамбовске. Водопьянова с нами не оказалось. Где он? Что с ним? Мы заволновались. Было досадно, что на первом же перелете потеряли одного товарища. Через некоторое время узнали, что Водопьянов вернулся в Хабаровск. Он конечно поступил правильно, так как, имея более скорую машину, чем наши, и войдя в пургу последним, опасался „наткнуться" на нас.
В Нижнетамбовске мы получили плохую погоду. По времени нельзя было терять, и мы вылетели в Николаевск. Впереди опять сплошная стена снега. До Николаевска прошли очень напряженно, все время двигаясь между гор в сильном снегу. Прибыли к вечеру, пробыв в воздухе около шести часов.