Как мы жили в СССР

Основы российской промышленности закладывались в XIX веке, и Петербург является памятником индустриализации ничуть не в меньшей мере, чем памятником русской архитектуры. Уже накануне Первой мировой войны Россия входила в число ведущих экономических держав мира по общему объему производства, хотя по производству на душу населения сильно отставала. Однако при этом стремилась нагнать лидеров. Россия по темпам роста в 1850–1914 годах опережала всех, кроме США, Канады, Австралии и Швеции [Грегори 2003: 24].

Качественный перелом в экономическом развитии России произошел благодаря реформам Александра II [Ляшенко 2003; Травин, Маргания 2011: 223–236]. Отмена крепостного права означала, что одни крестьяне освободились, разбогатели, стали промышленниками. Другие – освободились, обнищали, ушли в город на заработки и стали промышленными рабочими. Введение золотого рубля при министре финансов Сергее Витте сделало нашу страну привлекательной для иностранного капитала, поскольку бизнес увидел, что капиталовложения не обесценятся из‑за возможной инфляции [Витте 1960: 87–98; Мартынов 2002: 151–198; Грегори 2003: 41; Травин, Маргания 2011: 293–306]. Инвестиции ускорились, и дело пошло на лад. Особенно быстрым было развитие нашей страны в предвоенный период: 1890–1913 годы. Сталинская индустриализация стала лишь логическим продолжением дела, начатого задолго до 1930‑х годов. Причем надо заметить, что индустриализация была тогда практически общеевропейским явлением. По отношению к одним странам мы развивались быстрее, по отношению к другим – медленнее.

Когда я учился на вечернем отделении университета, мне пришлось в дневное время работать слесарем на Василеостровской ТЭЦ. Она стояла на Кожевенной линии рядом с заводом отца, а тылами своими выходила в сторону Балтийского завода. ТЭЦ и впрямь была продуктом сталинской индустриализации, но при этом органично вписалась в промышленную зону района. Электроэнергией она снабжала предприятия, построенные при царизме, а сама потребляла газ, месторождения которого были освоены уже в 1970‑х годах при Косыгине. Одно поколение россиян передавало свои хозяйственные достижения другому. Так и росла наша экономика. Как до Сталина, так и после него. Росла за счет вовлечения все новых ресурсов – материальных и трудовых. Металлы, нефть, газ, «людишки», активно переселявшиеся из деревни в город, как при царе-освободителе, так и при «отце народов»… А переломным моментом в развитии был вовсе не революционный 1917 год и не сталинский год «великого перелома» (1929). Кризис старой системы пришелся на те самые «долгие семидесятые», о которых мы ведем речь. Поскольку именно к этому времени страна в основном исчерпала возможности своего традиционного экстенсивного развития [Васильев 1998: 13]. Именно с этого времени стала вызревать хозяйственная революция. И жизнь молодых семидесятников отразила нежизнеспособность экономики, зажавшей людей в проржавевшие старые тиски.

Конечно, большая часть представителей нового поколения имела смутные представления о проблемах функционирования экономики и могла еще долго кормиться сталинским мифом. В отличие от дефицита, с которым так или иначе сталкивались все, и от идеологической системы, донимавшей скептически настроенных семидесятников больше, чем их отцов и дедов, хозяйственный механизм открывался во всех своих несовершенствах лишь небольшой части советских людей. Он открывался внимательным наблюдателям на заводах, обнаруживавшим внезапно явную неэффективность производства, грамотным экономистам, способным осмыслить факты, не скрываемые цензурой, оппозиционно настроенным вольнодумцам, ищущим объяснений происходящего в зарубежных радиоголосах и в книгах из отделов специального хранения.

В целом поколению семидесятников кризис советской хозяйственной системы открылся лишь в перестройку. Но интеллектуальная элита поколения могла и раньше обнаружить то, о чем идет речь в данной главе.

Все хорошо, если верить докладам

Итак, сталинский прорыв – это миф. Мы не достигли в 1930–1950‑х годах каких-то особых успехов, а лишь продолжали взятый ранее курс. Но почему же страна увязла в дефицитах и растеряла в итоге даже то, что имелось до революции?