Как мы жили в СССР

В нашей квартире на всех жильцов была одна кухня (четыре плиты) и одна уборная (три «толчка»). Ванной, конечно, не было, но был умывальник на кухне с несколькими кранами и длинным цинковым корытом под ними. На стене у входа на кухню висел телефон, из-за которого между соседями велись бесконечные споры по поводу платы за него, кстати сказать, не очень большой <…> Одни предлагали платить посемейно. Но семьи были побольше и поменьше, и возникал спор, как же так, вас четверо, а я одна, почему же я должна платить столько, сколько вы четверо? Хорошо, говорили другие, тогда будем брать плату по количеству членов семьи. Ну уж нет, возражали третьи, у нас грудной ребенок, он по телефону не говорит. Тогда будем брать плату, начиная с детей школьного возраста. Однако в процессе спора выяснилось, что возраст бывает один, а рост разный, и не все дети школьного возраста могут дотянуться до телефона. Значит, будем мерить и брать только с тех, кто дотягивается. Было внесено предложение ввести плату за каждый звонок, входящий и исходящий. После каждого звонка честно расписываться на стенке, кто, когда и сколько. Этот вариант тоже не прошел, поскольку встал вопрос, как считать звонки, они бывают короткие и длинные» [Войнович 2010: 338–339].

Но давили на психику не столько телефонные разборки, сколько любопытство соседей. Пенсионерка (бывшая вагоновожатая) никак не могла понять, почему Войнович все время лежит на диване и пишет: больной, что ли? Но однажды этот «больной» попал в струю, написав песню про космонавтов, которая вмиг стала известна на всю страну («Я верю, друзья, караваны ракет / Помчат нас вперед от звезды до звезды. / На пыльных тропинках далеких планет / Останутся наши следы»). Слава обернулась огромными гонорарами. А гонорары дали возможность приобрести много вещей и продуктов. В этой ситуации соседка перестала удивляться безделью соседа и принялась возмущаться его богатством. «Интересно, как люди исхитряются на одну зарплату столько всего покупать. Ну пусть он даже сто пятьдесят получает. Так все равно же столько не купишь. А он себе пальто купил, жене пальто купил, вчерась телевизор пронес, как сундук». Войнович не испугался пересудов и купил мотоцикл, который для начала поставил в коридоре. И тут отношение соседки вдруг резко изменилось. Она

при каждом моем появлении заискивающе улыбалась и торопилась поздороваться первой. И другие соседи тоже, воспринимая меня теперь как большого начальника, вели себя не без подобострастия. Особенно если моему отражению удавалось мелькнуть в телевизоре. Когда я (обычно поздно и в некотором подпитии) возвращался домой и шел по нашему длинному коридору, двери на моем пути поочередно приоткрывались, из них высовывались головы и шелестело почтительное «здравствуйте» [там же: 354].

Мелкий коммунальный народец, как это часто бывает, быстро преодолел путь от травли не вписывающегося в коллектив индивида до «вылизывания» знатного барина.