Как на Дерибасовской угол Ришельевской

— Жмот! — с ужасом заорал балабол и резким ударом ребра ладони по кадыку опрокинул Панича на пол. — Сволочь, — гораздо тише прошептал он, засовывая бессознательного Панича в его «мерседес» уже с пулей в затылке.

Акула с большим огорчением вылил в салон целую канистру бензина, вздыхая от такой растраты энергетических ресурсов, и пятясь раком, оставил за собой тоненькую дорожку горючего. Потом достал из кармана свечку за упокой души главного конкурента Позднякова, осторожно поставил ее на краю этой валютной дорожки и поджег фитиль.

Когда свеча полностью догорела со всеми вылетающими из пламени последствиями, Акула спокойно позвонил Макинтошу и попросил встречи на Дерибасовской угол Ришельевской. А потом нежно посмотрел на посапывающую Машку и постарался побыстрее уснуть.

Ранним утром проснувшаяся с металлическим привкусом сзади зубов Машка с большим удовольствием выпотрошила бумажник хропящего балабола и для пущей конспирации, стараясь не разбудить, стащила с него верхнюю одежду вместе с нижней. А потом полностью разделась сама и отправилась на кухню варить кофе.

* * *

Несмотря на солнечную погоду балабол перся на свидание со старинным зонтиком под мышкой. Этот антиквариат принадлежал еще его дедушке и действовал безотказно. Нужно сказать, что у дедушки стояла на плечах далеко не задница. Он был большим ученым, изобретавшим всякие полезные лекарства. И до такой степени докторских наук ему удавалась работа, что профессора пригласили в самый главный исследовательский институт по охране здоровья советского общества. Там он с утра до ночи вкалывал на благо прогрессивного человечества, выполняя секретное задание. И наконец медик изобрел вакцину, которой очень даже было довольно Министерство государственной безопасности. Стоило только ткнуть этой микстурой кого-то в зад, как уколотому сразу становилось тошно жить. Но уже академик, не останавливаясь на достигнутом, совершенствовал свое лекарство, благо от добровольцев-подопытных отбоя не было, особенно в те дни, когда МГБ посылало своих клиентов на медосмотр.

Перед тем, как о выдающемся ученом появились некрологи в газетах, этот академик государственной безопасности подарил своему набирающему силу внучку один из своих удивительных зонтиков, нафаршированных чудодейственным эликсиром. И внучок Акулка неподдельно рыдал на кладбище, когда оратор говорил о его дедушке, деятеле науки, верном сыне коммунистической партии, чья жизнь должна служить подражанием молодым ученым. Потому что кроме деда Акулка потерял возможность приезжать на первый курс института в персональном лимузине своего великого предка.

Макинтош сильно удивился, когда почувствовал легкий укол ниже ватерлинии штанов. Он спокойно повернул голову и увидел ухмыляющегося балабола.

— Эта шутка тебе может стоить дороже посещения больницы, — заметил Макинтош.

— Перестаньте, Жора, — продолжал наглеть Акула, — мы же теперь компаньоны. У вас есть чему поучиться. Даже этому дружескому жесту.

Жора сделал вид, что он не сердится, а сам напряженно думал, как бы поскорее отправить Акулу поближе к уже покойному Паничу. Стрелять на Дерибасовской угол Ришельевской Жоре не улыбалось, хотя очень хотелось. Но балабол тут же оборвал ход его мыслей.

— Макинтош, вам крупно повезло, что я приплыл у ваш берег, — заметила Акула, — так что я буду обманывать компаньонов? Никогда. Знаете, бриллианты Паничей у меня. То-то же. Когда мы начнем подбивать бабки?

— Приходи вечером. И все будет, как в аптеке, — улыбнулся во второй раз Акуле Жора.

— До вечера, Макинтош, — нагло протянул руку балабол и Жора, неожиданно для самого себя, пожал ее. А потом, не удержавшись, дал собеседнику под зад коленом свою традиционную шутку и заметил: «Квиты».

«Квиты мы будем очень скоро, — думал балабол, медленно прогуливаясь по Дерибасовской. — Когда ты поймешь, что волк-одиночка не нуждается в стае. И твои глаза с биноклем не увидят, в каком берегу плывет Акула».

Жора спокойно шел по Садовой улице, чувствуя облегчение и радость, которые обычно испытывают великие полководцы после решающих, а главное, выигранных битв. От радости даже сердце стало стучать сильнее обычного. А воздух все жарче золотился в мареве лета и пах свежим арбузом. Жора вытер скопившийся от чрезмерного напряжения последних дней пот со лба и увидел встающий дыбом асфальт. Боли от удара об него Макинтош уже не почувствовал.

* * *

Набирающийся смелости от своей дохлой крысы Лабудов очень обрадовался, увидев капитана Орлова. Он почему-то подумал, что капитан еще раз достанет из кармана ведомость, и поэтому попытался растянуть в улыбку свои хорошо проступившие поверх фонарей прыщи.

— Как аутотренинг? — строго спросил-капитан.

— Стараюсь, — скромно поведал Лабудов, заводя его в свою комнату, где воняло гораздо сильнее, чем обычно. Запах крысы на столе перебивал даже аромат кучи носков, которые музыкант время от времени кидал под стол, чтобы когда-нибудь постирать.