Как на Дерибасовской угол Ришельевской

Капон снимает шикарную хату и для конспирации лепит на ее двери табличку, которую снял с кладбищенского памятника. Спорщик отчекрыжил низ и получилось «Генерал Александр Павлович Скобелев» без всяких дат под фамилией. Капон чуть ли не спит в своей новой пижаме с погонами, а по хате учится ходить, не виляя задом, Майка Пилипчук и произносить фразу: «Не желаете ли выпить чашечку кофе?» Потому что генерал без экономки обойдется родителям призывника дешевле. Тем более, какой козел станет экономить на собственном ребенке, если его могут послать в Афганистан помогать строить исключительно мирную жизнь, как утверждают средства массовой информации, несмотря на то, что гробы оттуда приезжают регулярно.

Майка Пилипчук выучилась говорить ключевую фразу и носить английский костюм с очками не хуже, чем Капон свой мундир. Моргунов, окончательно наладив связи с психоневрологическим диспансером, провел на себе генеральную репетицию, во время которой несколько раз хватался за бумажник, настолько Капон с Майкой были похожи на сочиненные ими образы.

— Скажите, Слава, — попробовал вылезти из генеральской шкуры Капон, — когда мы начнем рвать среди здесь когти?

— Перестаньте, товарищ генерал, — ответил Моргунов, — это что вам, афера? Мы таки — да будем делать хорошо людям, а не брать бабки неизвестно за что. Это вам не дешевый халоймыс, когда вы семь раз продали свою инвалидскую очередь на «Жигули». Может быть, вы и не настоящий генерал, зато дурдом — подлинник.

А Майка смотрела на Славку восхищенными глазами, несмотря на то, что регулярно спала исключительно возле стула, на котором висел генеральский мундир.

Первым клиентом этой военной хунты с Маразлиевский улицы стал сын некого Фраермана, который из-за своих старорежимных взглядов никак не мог понять: зачем мальчику идти в армию, когда в это время можно торговать на толчке? Между нами говоря, сын Фраермана был таки — да малохольным. Потому что только полный идиот с такой фамилией и знанием шести иностранных языков мог решить поступать в высшее учебное заведение, куда пускали только с московской пропиской. Так что Моргунову устроить белый билет этому пацану показалось несложным и он притаскал старого Фраермана к генералу Капону.

Фраерман начал улыбаться еще перед закрытой генеральской дверью. Еще бы, такой человек, воевал вместе с Жуковым в Одесском военном округе. В общем, Моргунов излагает суть дела, Капон важно качает погонами, а Майка уже сформировавшимся лебедем заплывает в генеральский кабинет и без запинки произносит кофейную фразу, будто читает ее по бумажке. Фраерман зреет для раскола, как апельсин на портовом холодильнике, а Канона по натуре начинает разбирать злость: как это его, боевого генерала, сподвижника маршала Жукова, удалось спровоцировать на такую авантюру? Поэтому Капон ненавязчиво вспоминает оборону Севастополя и намекает, что его роль в победе над Германией на каких-то пару сантиметров ниже генсековской. И при этом тянет со стола фотографию в рамочке, где на Малой земле возле полковника Брежнева стоит он, Скобелев, тогда еще вовсе не генерал, молодой и веселый, к сожалению, не так хорошо сохранившийся, чтоб его узнавали все подряд.

А что Фраерман не знает генерала Скобелева, если когда-то сам читал, что тот воевал на Шипке, освобождая братский болгарский народ от турецко-фашистской агрессии. И поэтому до него доходит, что в Генштабе у такого воина сохранились кой-какие связи, а значит малый Фраерман может получить шанс потерять счастье таскать кирзовые сапоги, ловить по морде и слушать политинформации, не говоря уже за вероятность Афганистана с его мирной жизнью и цинковыми гробами.

В назначенный день малый Фраерман прется в военкомат, нафаршированный устными инструкциями Моргунова, с повесткой на кармане и знанием шести иностранных языков в своей больной голове, которая никак не может понять: если ей нельзя в институт, почему можно в армию? А перед медкомиссией штатский дежурный с повязкой между плечом и перстнем намекает Фраерману, чтоб он снял тапочки и маршировал по коридору босиком, привыкая к тяготам армейской жизни. Но Фраерман ни за что не хочет расставаться со своими шкарами, может, золото в них зарыл или носки у него дырявые — кому какое дело? Тем более, если у него есть обязанность защищать родину, так Конституция дала ему кое-какие права и в том числе, ходить у ботинках. И вообще, не пошел бы этот самый штатский, мягко говоря, на хутор бабочек ловить?

От такой наглости дежурный даже не дерется, а просто не знает, что ему делать. Он два дня стоит здесь с наглым видом и после его слов все призывники вылетают из тапочек, словно в них лежат взрывпакеты. А тут такое налицо дезертирство, что этот с повязкой бежит к настоящему дежурному майору и гонит ему о бунте в коридоре перед медкомиссией. Майор, смачно отматюкавшись, перестает рисовать чертиков в блокноте и прется впереди штатского подавлять фраерманское восстание. И с ходу обрушивает на будущего воина Фраермана такие слова, которых нет в разговорниках наших потенциальных противников.