Закончились экзамены в школе, и я поехал на лето в Невель
к дяде с тетей. К тому времени они вернулись домой из Ярос-
лавля и жили вдвоем. Им пришлось пережить трагедию потери
старшего сына, а Гава все еще служил в армии. После победо-
носного окончания войны его часть осталась дислоцирован-
ной в Германии, потом ее перебросили на юг России, в астра-
ханскую область. Там Гава встретил девушку, на которой
женился, и после демобилизации он остался жить в тех краях
в семье своей жены. В Невель он наезжал редко, и дядя с тетей
встретили меня как сына. Отдохнув после экзаменационной
нервотрепки и заведя множество новых знакомых и товари-
щей в Невеле, я вернулся в августе 1945 года домой сдавать
вступительные экзамены в юридический институт. Для меня
начиналась новая эпоха, эпоха студенчества.
Я выбрал юридический вуз потому, что внутренне еще
не расстался с идеей стать дипломатом, а юридическая
карьера казалась мне правильным шагом в этом направлении.
На самом деле одно вовсе не вело за собой второе. Да и мог
ли я рассчитывать на что-либо подобное в условиях наби-
равшего силу антисемитизма? Поступить в юридический
институт им. М. И. Калинина оказалось для меня несложно.
Вступительные экзамены были по гуманитарным дисципли-
нам, в которых я чувствовал себя в родной стихии. Институт
размещался в доме на Университетской набережной, рядом
со зданием Двенадцати коллегий. Когда-то в этом доме жил
первый генерал-губернатор Петербурга, Александр Данило-
вич Меншиков.
Формально наш вуз не был частью юридического факуль-
тета в Университете, он имел собственные администрацию
48
Соломоник А.Б. Как на духу
и бюджет; но де-факто деятельность этих двух юридических
учебных заведений, близко расположенных друг от друга, часто пересекалась, и они были тесно связаны между собой.
Многие лекторы читали в обоих вузах, часто проводились
совместные мероприятия. Наши учебные аудитории, как я
сказал, располагались в Меншиковском дворце, в нескольких
шагах от Ленинградского университета. Интерьеры дворца
были роскошными, и повсюду стояли книжные шкафы со ста-
ринными фолиантами, покрытыми толстым слоем пыли.
Их никто и никогда не касался, для будущих советских юри-
стов они не представляли никакого интереса.
В самом начале августа 1945 года, в разгар моей экзаме-
национной сессии, произошло событие, изменившее ход
человеческой истории. Американцы сбросили две атомные
бомбы на Японию, и Вторая мировая война прекратилась.
Я узнал об этом, придя на очередной экзамен и прочтя в газете
кратчайшую заметку в несколько строк, буквально следую-
щее: «США сбросили на японский город Хиросима атомную
бомбу». И все – никаких комментариев. Широкой публике
это ни о чем не говорило: ни что такое атомная бомба, ни какое
значение все это имело. Я прочел и отложил газету в сторону; у меня были иные, более важные заботы. Сталин и его прави-
тельство, по-видимому, хотело замолчать колоссальное значе-
ние этого факта, открывавшего пути в неизведанное и обна-
ружившего серьезное отставание страны Советов в научных
исследованиях. Они этого в полной мере добились. Лишь
позже, со значительным опозданием начал доходить до нас
смысл происходящих событий.
К тому времени я уже приступил к занятиям в инсти-
туте. Наш курс был первым в истории этого вуза. Его костяк
составляли демобилизованные воины, прошедшие тяж-
кую школу войны. Они были намного старше меня и еще
нескольких гражданских, пришедших на студенческую ска-
мью сразу после окончания школы. Мы разительно отлича-
лись одеждой, интересами, вкусами, а, главное, – образом
мышления.
Демобилизованные щеголяли в своих военных шине-
лях, некоторые – в галифе и сапогах. Молодые студенты, 4. Возвращение в Ленинград, школа и вуз
49
пришедшие после школы, были одеты кто во что горазд. Я, например, на первом курсе носил морскую рубашку с огром-
ным четырехугольным воротом, откидывавшимся назад. Ее
мне сшила мама одного из моих знакомых мальчиков, кото-
рому я помогал в школьных занятиях математикой; ей нечем
было расплатиться со мной, но очень хотелось отблагодарить.
Вместо пальто я носил кургузую коричневую кофту, кото-
рую мама купила по случаю и которой я ужасно стеснялся.
Студенты, прошедшие войну, были гораздо старше молодой
поросли, легко сходились и расходились со своими пассиями, а мы только к этому приобщались. Но все это не мешало нам
дружить друг с другом и по большей части друг друга уважать.
На фотографии, помещенной ниже, запечатлена группа сту-
дентов на семинаре в одной из комнат дворца. Видны шкафы
с книгами и непременный портрет вождя. Я (в очках) сижу
в первом ряду, слева от меня – мой друг Люциан Васильев, а
рядом с ним – один из старших студентов в шинели.
Я подружился с двумя фронтовиками – Колей Осипо-
вым и Алексеем Левашовым. Оба они хлебнули горя во время
50
Соломоник А.Б. Как на духу
войны, о чем вспоминали довольно часто. Я прислушивался
к этим разговорам с душевным волнением, но по-настоящему
не мог принять в них участия. Зато оба они явно уступали
мне в понимании абстрактных, оторванных от жизни юри-
дических тонкостей, и я с удовольствием наставлял их в меру