Как начинался язык. История величайшего изобретения

Тут закономерно встает вопрос о природе взаимоотношений между мозгом и языком. Если язык в самом деле такой древний, тогда у Homo erectus или Homo neanderthalensis тоже было поле ПБ 44? То есть, может ли существовать язык, если нет поля ПБ 44 в его современном виде? Это никому не известно. Но тогда, если непонятно, было ли это поле у других видов Homo, невозможно узнать, какие части мозга обеспечивали синтаксис у эректусов или неандертальцев. Это означает, что нам неизвестно, является ли ПБ 44 необходимым условием существования языка. Есть подозрение, что, поскольку человеческий мозг пластичен, различные его части могут использоваться на разных отрезках эволюционной истории нашего рода, следующих за эректусами. Части мозга, используемые современными людьми, могут быть просто нейробиологической основой языка, задействованной именно современным мозгом. Более ранние виды вполне могли пользоваться иными структурами мозга для обработки синтаксиса. Еще одна проблема в работах Фридеричи по ПБ 44 связана с тем обстоятельством, что они вдохновлены знаменитыми экспериментами Текумсе Фитча и Марка Хаузера на эдиповых тамаринах в начале 2000-х гг. С этими экспериментами есть, по крайней мере, две сложности.

Первое: они, возможно, недостоверны. Я был свидетелем неудачной попытки проведения одной из версий такого эксперимента среди пираха в 2007 г., когда Фитч приехал навестить меня в Амазонии. А если эти эксперименты не удались на людях, вероятно, на тамаринах они тоже были не так успешны, как принято считать. Возможно, они все же нечувствительны к синтаксису, несмотря на то, что некоторые утверждают обратное.

Однако самая серьезная проблема с этими экспериментами заключается в том, что их теоретическая основа некорректна. Пьер Перуше и Арно Ре опубликовали в Psychonomic Bulletin and Review такой отклик:

В недавней статье в Science Фитч и Хаузер… утверждают, что эдиповы тамарины не смогли обучиться искусственному языку, производному от фразово-структурной грамматики… произвести центрально-вложенные предложения, тогда как взрослые люди легко овладевают таким языком. Мы сообщаем об эксперименте, воспроизводящем результаты Ф. и Х. на людях, но также сообщаем о том, что испытуемые обучались языку, вообще не используя центрально-вложенную структуру. Когда процедура была изменена таким образом, чтобы сделать обработку структуры обязательной, участники перестали демонстрировать признаки обучения. Мы предлагаем простое объяснение различий в результатах, наблюдаемых в задаче Ф. и Х. между людьми и тамаринами, и утверждаем, что помимо специфических недостатков, присущих работе Ф. и Х., исследования в сфере неспособности низших приматов к овладению языком, строящиеся на идеях Хомского об иерархии грамматик, — это концептуальный тупик[101].

Скептицизма по поводу результатов, полученных Фитчем и Хаузером, добавляет Марк Либерман, написавший в своем популярном блоге Language Log о том, что эксперименты Фитча и Хаузера, скорее всего, относились к памяти, а не к грамматике как таковой[102]. Но если это верно, тогда эти исследования вообще не имеют отношения к утверждениям Фридеричи и никак не подтверждают обоснованность ее методологии или выводов.

Таким образом, мы видим, что популярная идея о врожденной предрасположенности мозга к языку не имеет научных подтверждений, хотя часто утверждается обратное. Тем не менее, с тех самых пор, когда начались серьезные исследования мозга — существовало стремление связывать структуру мозга — доли, слои, отделы и другие крупные анатомические части — с различными типами интеллекта и конкретными задачами. Устаревшая «наука» френология связывала физические характеристики черепа с когнитивными, эмоциональными и моральными качествами заключенного в нем мозга. Это еще один случай представления мозга как механизма, в духе галилеевой метафоры об устройстве Вселенной.