Как надо любить маму

У меня было два хлеба в сумке: чёрный и белый. Я вспомнил, что когда-то бабушка говорила: «Не давай птицам чёрного хлеба, от него у них болят животы».

«Не буду, не беспокойся», — мысленно я ответил на бабушкино поучение и отломил кусочек белого хлеба.

— Ну-ка, петушок, — я бросил кусочек петуху.

Тот побежал к хлебу, и я думал, что он его склюёт, а петух стал звать: ко-ко-ко!

Прибежали те две курицы, обгоняя друг друга и толкаясь от жадности, и одна курица схватила хлеб и проглотила.

Я подождал, пока куры отойдут, бросил ещё кусочек под ноги петуху. Но петух опять не стал есть, а зовёт кур: ко-ко-ко!

Тут вторая курица подскочила, проглотила хлеб.

«Какой молодец петушок, — подумал я. — Кур накормил, а теперь сам поест», — и бросил ему третий кусочек.

Петух взял хлеб в клюв и стоит молча. Подбежала курица, и он ей передал кусочек.

«Да что же это такое! — удивился я. — Он так всё им и будет отдавать! Брошу последний раз, посмотрю».

Вот бросил четвёртый кусочек петуху под самые ноги.

— Ну, бери, глупый!

Тут подбежали сразу две курицы, растащили хлеб клювами. А он стоит, смотрит…

Я пошёл дальше вдоль заборов. «Нет, он не глупый, — думаю про петуха. — Он удивительный и прекрасный, хотя на вид невзрачен. Он заботится не о себе, а о курах, за которых чувствует свою ответственность».

Я человек городской, в станице бываю редко и такого ещё не видел. Я шёл и улыбался. «Интересно, петухи все такие?»

Тут за забором увидел другую семейку: петух разноцветно-радужный, такой красивый, а с ним две невзрачные курочки.

«Ну-ка, проверю…» — я кинул за забор кусочек хлеба.

Все трое бросились к хлебу, а радужный петух скорее всех. Своих кур растолкал и хлеб быстро съел.

И тогда я подумал: «Видно, и петухи бывают разными».

Щенок, который любит

Была дождливая погода. Я шёл домой, обходя грустные серые лужи. День кончался, и я уже не ждал от него ничего хорошего.

И вдруг мне навстречу с тоненьким лаем, брызгами от луж и сияющими глазами подбежал незнакомый щенок в чёрных кудряшках. Подпрыгивает, визжит — хочет, чтобы я его погладил.

Я присел, а он мне лицо умыл добрым-добрым языком.

Тут прибежал мальчишка, кричит щенку, чтоб не пачкал мне одежду грязными лапами. А я щенка взял на руки и обнял, как родного. И смеяться хотелось от счастья.

«Почему он меня полюбил с первого взгляда?»

А он не только меня полюбил. Вон усталая женщина идёт с работы. Щенок соскочил с моих рук, прибежал к ней по лужам с радостным лаем. Женщина присела на корточки, улыбнулась и погладила маленькую собачку в чёрных кудряшках. Погладила — и будто усталость вся куда подевалась! Бодро пошла к подъезду, а с балкона ей дети машут руками.

Шёл старик, весь серый-серый. Серый плащ, серые брюки, и лицо серое, недовольное.

Подбежал к нему щенок, стал на него прыгать с лаем да плащ ему испачкал.

— Пошла прочь! — закричал старик. — Чья собака? Я её сейчас камнем!

Мальчик хотел щенка взять на руки и унести от беды подальше, а щенок бегает вокруг, весело лает на старика. Тут старик поднял камень…

— Что вы делаете! — закричал мальчик. — Посмотрите, он вас любит!

— Любит? — удивился серый старик и опустил руку с камнем. — За что ему меня любить? Я его вообще впервые вижу…

Но что-то пробудилось в этом человеке. И он нагнулся к щенку. А тот дотянулся до его лица розовым языком и лизал до тех пор, пока всю серость с лица не слизал. А под серостью, оказывается, у старика прятались румянец и светлая улыбка до ушей.

— Ах, ты маленький, — нежно сказал румяный старик. — На-ка вот тебе печеньице…

И я подумал, видя это чудо преображения: «У щенка в маленьком сердечке так много радости и любви, что они в нём не помещаются. Вот он и бежит к каждому, кого увидит, чтобы только порадовать его, а больше щенку ничего и не надо…»

Как мяч старушку пожалел

Жил-был Петенька, и стал он играть в мяч, не выходя из квартиры на седьмом этаже. Но мяч прыгал по полу вяло и невесело.

Вот наконец мяч перестал прыгать и вдруг сказал человеческим голосом:

— Знаешь, Петенька, я хоть предмет неодушевлённый, но что-то мне жаль ту бабушку этажом ниже, которой от нашего шума совсем плохо…

Две тропинки

Жила-была тропинка, по которой люди ходили к колодцу за водой. Но вот колодец высох. Тогда неподалёку вырыли другой колодец, и к нему проложили новую тропинку.

— Ух, — говорит первая тропинка. — Натерпелась-то я, бедная, сколько меня топтали ногами, все бока болят. Теперь-то отдохну, поживу всласть. А ты, новая тропинка, потерпи, может, и тебя оставят в покое.

Шли дни, день за днём — и заросла первая тропинка травой, исчезла навсегда.

А по другой тропе люди ходят за водой, и она рада, что им нужна, и ей исчезнуть не хочется.

Куда ушла молитва?

Однажды от меня ушла моя молитва. Стою перед иконой, а молиться не могу.

Спросил я у отца:

— Не видел ли ты, куда она ушла?

— Нет, — ответил отец. — Может, мать видала.

— Мама! Не встречала моей молитвы?

— Не встречала. А может, твой младший братишка знает?

— Братишка! Где моя молитва? Признавайся!