Как найти любовь в книжном магазине

Он прошел через комнату и снял виолончель с подставки. Длинными тонкими пальцами провел по струнам, прислушиваясь к их звучанию и подкручивая колки, пока не добился нужного. Эмилия с горечью подумала: что же такое Джулиус мог исполнять в последний раз? Он играл каждый день. Это был его способ отдохнуть. Он никогда не считал игру серьезным занятием.

Она завороженно наблюдала за Марлоу, пока тот настраивал виолончель; ее всегда волновало то, как настоящий музыкант обращается с инструментом – совершенно уверенно и мастерски. Сама она никак не могла поднять свое исполнение на новый уровень, потому что всегда немного опасалась, что это инструмент управляет ею, а не наоборот.

Марлоу взял смычок Джулиуса и стал водить по нему канифолью, пока тонкие волоски не стали гладкими, как шелк. Затем сел, провел смычком по каждой струне, и в тихой гостиной ноты зазвучали громко и отчетливо. Он начал наигрывать мелодию, короткое резкое стаккато, и Эмилия улыбнулась, узнав «Smooth Criminal» Майкла Джексона. Неожиданно для виолончели.

Затем Марлоу перешел к певучей мелодии, незнакомой для Эмилии. Закончил, встал и указал ей на сиденье:

– Твоя очередь.

– Я несколько лет не играла. Собиралась потренироваться, пока ты не пришел, но…

– О да. Эти роковые слова. «Я собиралась потренироваться». Давай-ка забудем про них!

Эмилия покраснела. Теперь играть будет еще сложнее. Гениальные музыканты гениальны потому, что постоянно тренируются, а не только потому, что талантливы.

Она разогрелась, сыграв несколько гамм. Было удивительно, как хорошо она все это помнила. Ее пальцы почти инстинктивно двигались вверх и вниз по струнам, нажимая и отпуская их, чтобы извлечь нужную ноту, а затем Эмилия перешла к арпеджио, чтобы активировать мышечную память.

– Вот видишь? – сказал Марлоу, очень довольный. – Руки помнят. Это как езда на велосипеде. Тебе просто нужно выделять на это время.

Эмилия достала из стопки на пианино ноты «Лебедя». И начала играть. Много лет назад она играла это произведение на отчетном концерте, кажется в выпускном классе. Тогда все прошло идеально, и она получила отличную оценку. Но это было давно, а сейчас ее игра была ужасной. Она продолжала терзать бедный инструмент, решив не останавливаться, пока не доиграет до конца.

– Кошмар, – сказала она. – Это невозможно. Предложу что-нибудь другое. Стихотворение прочитаю.

– Нет, – возразил Марлоу. – «Лебедь» – идеальный выбор. Да, ты играла очень плохо. Но ты способна его сыграть! Я знаю, что говорю. Я помогу. Если будешь репетировать по два часа в день и начнешь прямо сегодня, все пройдет отлично.

Он начал разбирать ноты, отмечая самые сложные пассажи и заставляя Эмилию играть их снова и снова, делая пометки карандашом. Спустя полтора часа кропотливого разбора он попросил ее еще раз сыграть пьесу целиком.

На этот раз мелодия звучала почти хорошо. Не идеально, вовсе нет, но, по крайней мере, узнаваемо. Эмилия рассмеялась, и он присоединился к ней:

– Браво!

– Я устала, – призналась Эмилия.

– Ты молодец. Давай прервемся. Лучшее – враг хорошего.

– Не хочешь бокал вина перед уходом? – спросила она, надеясь, что он согласится. – Мне понадобятся годы, чтобы разобраться с коллекцией вин Джулиуса, так что помогай.

Он чуть замешкался с ответом.

– Ну хорошо. Только один бокал. Мне нельзя опаздывать.

Эмилия подумала, не к Дельфине ли он боится опоздать, но спрашивать не стала.

Она включила колонки, стоящие на кухне. В комнате зазвучал парижский джаз: прохладный мягкий саксофон и фортепиано с заразительным ритмом. У Эмилии внезапно перехватило дыхание. Наверное, это было последнее, что слушал Джулиус.

Марлоу прошелся по кухне, взял с полки бутылку красного и открыл ящик, чтобы найти драгоценный двойной штопор Джулиуса, – такой штопор предпочитают официанты во Франции. Легко открыл бутылку и налил им по бокалу.

Он посмотрел на Эмилию, и она не сумела скрыть слезы.

– Прости, – улыбнулась она. – Никогда не знаешь, когда сдадут нервы. Это все музыка.

– Мне ли не знать, – сказал Марлоу, протягивая ей бокал. – Но ты плачь, если хочется.

Эмилии удалось взять себя в руки. Она хотела отдохнуть, а не плакать. Потягивая вино, Эмилия впервые с тех пор, как вернулась домой, смогла расслабиться. В кухне снова кипела жизнь, звучала музыка и была живая душа, и Эмилия хохотала, когда Марлоу рассказывал ей о школе покера, которую они с Джулиусом организовали позапрошлой зимой.

– Мы все продули, представляешь, – сказал он. – К счастью, максимальная ставка составляла всего пять фунтов, иначе вы бы остались без крыши над головой.

Эмилия не стала говорить о своих опасениях, что все-таки может лишиться этой самой крыши.

Когда Марлоу ушел, выпив не один, а два бокала, дом показался ей снова опустевшим. Перед уходом Марлоу ласково взъерошил ей волосы, и она улыбнулась, закрывая за ним дверь. Люди были добрыми; люди были любящими. По крайней мере те, с кем дружил ее отец.