Леонова вдохнула полной грудью и бросилась следом. Ей казалось: Паша сейчас уйдет, и их дружба исчезнет, будет разрушена глупой ссорой. Она металась из стороны в сторону, пока он собирался: зашнуровывал ботинки, искал взглядом сигареты на тумбе и ругался, пытаясь одновременно надеть пальто. Кира несколько раз порывалась сказать, что сожалеет, но все слова казались наивными и неправдоподобными. Будто она оправдывается.
– Да еб твою мать, – буркнул он, перепутав петли, пока застегивал пуговицы.
– Давай помогу, – бросилась к нему Леонова, однако Паша так резко отскочил от нее, что стало больно. Удар по лицу, наверное, показался бы сейчас менее болезненным.
– Просто уйди, – попросил Канарейкин, поднимая руку, и тяжело вздохнул, – мне надо переварить все, пока я не начал орать.
Он уже стоял на пороге, когда услышал, как Кира окликнула его. Повернул голову и увидел в ее руках свой шарф, а на лице – виноватое выражение и слезы на глазах, которые она пыталась спрятать.
– Шарф… там холодно, – пробормотала Леонова с отчаянной надеждой. Паша выругался тихо и выхватил несчастный шерстяной кусок ткани из ее рук, с грохотом закрывая за собой двери.
– Ладно, это пройдет, – выдохнула она и прижала ладонь ко лбу, стараясь унять волнение. Возможно, он просто вышел в магазин. Им же нужна новая чашка взамен испорченной? Обязательно ночью. Этими мыслями Кира утешала себя, стараясь не поддаваться мерзким чувствам – одиночества и полной ненужности.
Проблемы из ничего – приоритетная составляющая любых человеческих отношений.
Тасманов часто говорил: «Жизнь похожа на кукольный театр. А ты либо марионетка, либо кукловод». Конкретно сейчас Паша не был уверен, что кто-то не дергает его за ниточки. Он стоял в подъезде и курил, разглядывая выбеленные стены. На них в нескольких местах чьи-то гадкие ручонки вывели нехорошее слово фломастером. Кенар выдохнул дым и про себя открутил головы нерадивым хулиганам, что любили портить общественное имущество.
– Чего мнешься, сосед? – голос дяди Вити заставил Кенара вздрогнуть. Он едва не выронил сигарету, но вовремя сдержался и стряхнул пепел с ткани пальто, недовольно оглядываясь, – с бабой поссорился?
Есть такие люди, которые навязываются даже тогда, когда все пылает и апокалипсис кругом. Вот Виктор Степанович был таким человеком. Он переминался с ноги на ногу, теребя в руках измятую пачку «Парламент», периодически одергивал растянутую белую майку, и пытался начать разговор. Обычный московский подъезд, типичный мужик из породы «семейный»: живот проглядывал и лысина светила. Унылое зрелище, от которого Паше резко захотелось куда-нибудь прогуляться, дабы почувствовать манящий вкус свободу на губах очередной красавицы без имени.
– А вам жена курить разрешила? – поинтересовался Кенар, заметив огонек страха во взгляде Виктора Степановича. Он опасливо поднял голову и посмотрел куда-то наверх, словно ожидал в любой момент увидеть супругу со сковородкой на одной из ступеней позади себя.
– Да я же мужик, – фыркнул дядя Витя нервно, дрожащими пальцами доставая сигарету, – еще буду отчитываться перед женой за свои действия.
Павел хмыкнул и потушил окурок о банку из-под кофе, которую кто-то заботливо поставил на подоконнике. Канарейкин поправил ворот и насмешливо оглядел соседа.
Каждый «проштампованный» говорил, что он силен и независим. Однако, сколько раз наблюдал Кенар, как его коллеги стремглав бежали на любой свист жены, боясь слово сказать поперек. А ведь существовала обратная сторона: женщины тоже регулярно жаловались друг другу на мужей. Какая-то дурацкая игра в отношения, где конфликт – три очка в команду, если умудрился победить в споре.
– Мужик, ага, – с ленцой протянул Паша, шагая вниз, – доброй ночи, Виктор Степанович.
– Погоди… Ты куда, Пахан?
Живая джазовая музыка в баре сейчас была как нельзя кстати. Фанатом Канарейкин никогда себя не считал, но и отвращения не чувствовал. Пока музыканты отчаянно пытались привлечь внимание публики, официанты бегали от столика к столику и принимали заказы посетителей. Сам
Паша сидел за стойкой на одном из высоких стульев и отчаянно скучал. Ехать на окраину города по ночной Москве в такси казалось отличной идеей: шансон в машине, болтливый водитель и салон, провонявший химической вишней от вонючки на зеркале заднего вида – настоящая романтика для самых отчаянных.
– Решил получить алкогольное отравление? – веселый девичий голос заставил Пашу оторваться от бутылки виски и повернуть голову.
Взгляд мгновенно упал в декольте, подчеркнутое глубоким вырезом шелковой маечки из тончайшего шелка. Такие вещи стоило носить дома в качестве нижнего белья, но незнакомку нисколько этот факт не смущал. Наверное, девушка могла бы участвовать в рекламе зубной пасты: красная помада на пухлых губах подчеркивала невероятную белизну ее улыбки, а темные волосы оттеняли белоснежную кожу без изъянов и синие глаза казались поистине загадочными.
Или Павел просто уже напился.